– Извини, брат, – просипел обладатель пышных усов, резко опершись на спинку стула.
Он улыбнулся виновато, выдохнул, и сквозь густые винные пары свою печальную историю кратко поведал разошедшийся в желудке жирный холодец.
– Ничего страшного, – великодушно ответил Рогофф, поворачиваясь вполоборота.
– Прошу прощения, – проговорил чуть в нос фасонистый. – Вилли сегодня немного испачкал свои пальцы в грязи.
– Правда? – Джордж недоверчиво покосился на лакированные штиблеты усатого.
– Да, – кивнул парень и приобнял собутыльника. – Вилли, пошли, нас ждет еще путь к себе.
Но вцепившийся в спинку стула усач проявил неожиданную самостоятельность.
– Брат! – Он наклонился к Джорджу почти вплотную. – Ты как к братьям относишься?
Глаза его за толстыми линзами пьяно косили.
– Да для меня все братья – сестры, – важно сообщил Джордж.
Усатый застыл в наклоне, смешно вытаращив глаза.
– Колоссально, – воскликнул, забыв о манере говорить в нос, фасонистый. – Вилли, а ведь это – колоссально!
– Да? – удивленно обернулся усач и покачнулся.
– Да. – В голосе парня послышалось и волнение, и восторг. – Пойдем, я тебе сейчас все объясню.
– Лонглив! Мы еще повоюем! – возбужденно взмахнул сжатым кулаком тот, кого назвали «Вилли», и, поддерживаемый своим более трезвым собутыльником, неуверенно отпустил спинку.
Рогофф с интересом следил за ним: был немалый шанс, что при попытке сесть усач или перевернет столик, или промахнется мимо стула. Но тут латыш вдруг дернул Джорджа за рукав:
– Вон. Вон, наверху, на балконе. – В голосе его появились признаки возбуждения, и речь потекла чуть быстрее. – Спиной. В темно-синей рубашке.
Джордж задрал голову. Этажом выше, в небольшом отдельном зале за пышной балюстрадой, веселилась, точно мальки в аквариуме, молодежь возраста лишь чуть старше школьного. Оркестр на сцене вовсю наяривал «Ах, Одесса, жемчужина у моря», но обострившийся слух разведчика улавливал развеселые голоса наверху даже сквозь громкую музыку.
Обладатель темно-синей рубашки ввинтился в стайку танцующих девиц и скрылся из виду.
«Если подстава, то сделано тонко, – оценил Рогофф, – с детишками такого возраста работать всегда тяжело. А уж в подпитии…»
Примчался официант и принялся метать на стол тарелки с закусками.
Джордж благосклонно обозрел композицию и потянулся за графинчиком с вином:
– Чтобы все у нас получалось.
Прибалт, заметно повеселевший в ресторане, с удовольствием поддержал.
Следующие полчаса Джордж неторопливо насыщался (овечий сыр и буженина были неплохи, а бастурма так и вовсе отлична), время от времени пробуя маленькими глотками мукузани. Вино было чуть перегрето и проявляло из-за этого свой строптивый нрав.
Разведчик не торопился. Если перед ним силки противника, то его дождутся в любом случае; если же там веселится настоящий молодняк, то их будут выгонять по закрытии ресторана пинками. Пока же следовало продумать подход к объекту. Насколько Джорджу было видно, этажом выше располагалось несколько небольших залов (в одном из них гуляла свадьба, и невеста с женихом уже несколько раз мелькали наверху) и общий холл, куда выходили покурить из-за столов.
«Да, – кивнул сам себе Джордж, – курилка. Точка смешения незнакомых между собой компаний – это самое то».
– Я схожу, подымлю, – негромко сообщил он прибалту и встал из-за стола.
От балюстрады зал внизу просматривался великолепно. По центру, в танцевальном круге, колыхались в такт музыке потные тела, время от времени мелькали мужские и женские плотоядные улыбки, кто-то совал лабуху купюру, заказывая следующую песню. Вяло бродили между брошенными столами официанты, измученные сумасшедшим напором веселящегося люда. Джордж не поймал на себе ни одного взгляда снизу, и это внушало надежду.
Он повернулся к залу спиной, закурил и приготовился ждать. Но тут ему повезло: буквально через минуту на балкон вынесло двух не совсем трезвых девушек. Они остановились рядом, разминая сигареты.
Джордж щелкнул зажигалкой:
– Позвольте, сударыни… – В речи его вдруг появился заметный акцент.
– Спасибо, – прощебетали, постреливая любопытными взглядами, девицы, – а вы – иностранец?
– Даже и не знаю. – Рогофф выпустил струйку дыма в потолок. – По рождению и воспитанию я – русский, но в России раньше не бывал.
– Сын эмигрантов? – испуганно пискнула одна.
– Внук, барышня, внук, – усмехнулся Джордж, вертя в руках пачку сигарет.
– Значит, иностранец, – уверенно поставила на него штамп одна из девиц.
Другая с интересом посмотрела на необычную, в иероглифах, упаковку.
– Китайские, – пояснил Рогофф. – Был в поездке, прихватил в Пекине. По правде говоря, так себе. Но, может, хотите попробовать?
– В Китае?! Правда? И как там, плохо? Ой, погодите чуть-чуть, я Юрку приведу, он китайский учит, – затараторила та, что покоренастей, и, сунув недокуренную сигарету подруге, исчезла.
– Георгий, – слегка поклонился Джордж оставшейся.
– Юля… – чуть покраснела та. – И как вам у нас в СССР?
– Как? – переспросил Джордж, задумчиво разглядывая тлеющий кончик сигареты. – Не так плохо, как пишут у нас в прессе. Но и до совершенства далеко. Впрочем, как и у нас, как и у нас…
Вернулась убежавшая девица, волоча за собой парня в синей рубашке.
– Вот, – подтолкнула его вперед, – Юра, он учится на китаиста. Расскажите нам, пожалуйста, как там, мы же об этом почти ничего не знаем. Ну хоть чуть-чуть!
Джордж невольно поскучнел. Ухо у парня было прикрыто волосами на две трети, но мочка… Пусть он не вырос, как Синти, в гроссмейстера по ушам, но отличить отстоящую мочку от приросшей был способен.
Впрочем, некоторые шансы еще оставались.
– Знаете, грязно там. Хуже, чем в Афганистане. Смог, почти как в Токио. И все люди одеты похоже. Мне не понравилось. Впрочем, сами виноваты, что так живут.
– Ну что вы, – вступил в разговор парень, – им же английский империализм долго мешал, а потом – Мао.
– Кхм… – Рогофф посмотрел на него с легкой улыбкой. – Знаете, как говорил Конфуций: «Стрельба из лука учит нас, как надо искать истину. Когда стрелок промахивается, он не винит других, а ищет вину в самом себе». Ему можно верить, он ведь и сам был учителем стрельбы.
– Правда? – поразился парень. – Здорово,
