Вскоре его предположения оправдались. Словно ниоткуда перед боярином появился человек.
– Православный, я ищу боярина Евпатия Львовича! Я его старый друг, – затараторил Демид, – из вражеского полона ушел. Рязанский боярин я, Демид Твердиславович!
Человек, вышедший из леса, тут же свистнул и опустил оружие.
– Ну, раз свой, православный, то рады тебе. Нам каждый меч нужен, а по тебе видно – воин.
Из леса вышли еще трое молодчиков и подошли к Демиду Твердиславовичу. Когда взгляды Демида и одного из дозорных встретились, то боярин прочел там жуткую усталость. Видно, эти люди очень мало спят.
– А скажи, боярин, коли из полона сбежал, много там людей?
– Много, очень много, – ответил Демид.
– А женщину лет двадцати от роду, волосы русые, с ребенком…
– Прости меня, родный, – перебил дозорного Демид Твердиславович, – даже если видел, то не смогу сказать, что это она. Много там русоволосых и молодых дев! Прости.
– Ее Натальей звать, а по батюшке Михайловна! Может, слышал? Она с Рязани.
Демид покачал головой. Он словно забыл, зачем сюда прибыл. Дозорные и помыслить не могли о его дурных намерениях. Как сейчас он хотел просто взять и умереть за Русь! Но он вспомнил свою дочь Марию и с ужасом подумал о доле, которая ждет его другую дочь и супругу.
– Что-то ты невесел, боярин!
– Да чему мне радоваться? Что жизнь спас? В монгольском полоне остались мои родные. Они смерть примут за мой побег, но зато я здесь жизнь свою с пользой отдам. В полоне все только и говорят о том, что боярин Евпатий Львович непобедим.
– Ладно, Демид Твердиславович, езжай-ка ты в деревню. Согрейся. Дорогу найдешь.
Демид пустил своего коня шагом по узкой не то дороге, не то тропе. Дозорные вновь скрылись в лесу.
Боярин Евпатий Львович сидел за столом с закрытыми глазами. В хате, где он находился, было очень многолюдно. Люди спали, ели, просто грелись. Хозяева, не жалея своих запасов, кормили воинов, понимая, что эти люди отдают свои жизни за Отечество.
– Боярин Евпатий, – сказал вошедший в избу человек, весь покрытый снегом, – там в деревню приехал беглец из полона! Говорит, тебя знает!
Евпатий Львович открыл глаза и посмотрел на воина.
– Хорошо! Микула, садись на скамью, погрейся и подремли, – сказал боярин Евпатий вошедшему, – замерз ведь, а сегодня ночью снова в гости к монголам сходим!
Боярин Евпатий встал из-за стола и покинул душную избу.
Богатырь вышел на мороз, и тут же сон как рукой сняло. На него смотрел ближник великого князя Юрия Игоревича Демид Твердиславович. Боярин Евпатий Львович с распростертыми объятьями пошел ему навстречу.
– Господи! Демид! Ты с полона ушел? Как я рад видеть тебя!
Боярин Евпатий и Демид заключили друг друга в объятья.
– Ну ты, Евпатий, и впрямь герой! Сохрани Господь тебя! Там в полоне все о тебе только и говорят! Мы ведь, когда воины на стенах Рязани стояли, тебя ждали. Я, к великому моему стыду, был болезнью скован и не смог бить ворогов.
– Демид! Сейчас ты заплатишь им ту же цену, что и я! Я ведь тоже Рязань не защищал. Демид!
– Евпатий, прости, что завидовал тебе, когда ты дочь свою замуж за Федора Юрьевича выдавал! Прости меня! Ты ведь человек и впрямь души великой.
Евпатий гнал от себя воспоминания о Евпраксинье. Смерть в бою приму, на небе ее увижу и буду умолять Господа принять ее в Царствии Небесном! Она ведь бедой сражена была, вот руки на себя и наложила!
– Послушай, Евпатий, я ведь не с пустыми руками к тебе пришел. Названая мать Евпраксиньи Василиса Николаевна угнана в полон монголами. Много в этом полоне православных, и самое главное, монголы все силы к Владимиру будут стягивать, а полон без защиты остается.
– Где? Может, отобьем!
– Я, как это понял, так в побег и пошел. Бог сподобил уйти.
Евпатий стоял молча. Василиса Николаевна, сестра моя названая, как бы мне освободить ее? Надо и впрямь полон отбить у ворогов, коли они основные силы к Владимиру стягивают. У меня пять сотен воинов, и если действовать стремительно, то, может, и отобьем.
– Ну, Демид Твердиславович, верно, и впрямь тебя Господь к нам послал.
– Ты, Евпатий, меня раньше времени не хвали! А ну как враги там заслон оставят или чего еще удумают?
– Коли так, то примем смерть в бою. Ее мы все и ищем. Идем, Демид Твердиславович, в избу, поешь да согрейся. Небось там, в полоне, оголодал. Оружие – только сабля?
– Чего у покойника забрал, то и есть. Не было у меня, Евпатий, возможности одежу их забирать.
– Верно! Верно. Мы все тут бьемся, чем в бою разживемся. Так-то, боярин. Пошли в тепло. Через пару часов, как стемнеет, двинемся!
Грустные вести
Великий князь Юрий Всеволодович смотрел на своего сына Всеволода. Отец и сын встретились при всем честном народе города Владимира. Люди уже поняли, что воинство разбито и что сын великого князя вернулся к отцу с горькими вестями.
– Где Владимир? Где твой брат? – спросил великий князь у сына.
– Не ведаю, батюшка, не ведаю.
Люди неодобрительно загудели, а кое-где из толпы послышались плач и вопли. Многие отпустили на эту битву своих мужей, сыновей, и поражение в битве тут же отозвалось горькими слезами.
– Почему ты вернулся, а они мертвы? Да почему ты не лег вместе с ними? – слышались голоса. – Трус!
– Смотри, сынок, – вполголоса проговорил великий князь Юрий Всеволодович, – смотри и запоминай, как на Руси встречают тех, кто потерпел поражение.
– Отец! Силы монголов не знают границ. Мы разбили их многочисленное воинство, но это лишь капля в море. Они
