Смерть Евпатия Коловрата
Казалось, все на секунду остановилось и время потекло так медленно, что боярин Евпатий смог задуматься о своей жизни. И тотчас же он оказался сначала в битве на Калке и с улыбкой вспомнил, как думал, что смерть уже пришла за ним. Затем вспомнил, как досадовал, что на него навесили опеку над маленькой княжной Евпраксиньей.
Хорошее было время, а я и не знал об этом, с грустью подумал боярин Евпатий. Внезапно перед глазами появилась картина из самого раннего детства. Он с отцом и одним из братьев вот примерно в такое же время года, что и сейчас, ехал в лес заготавливать дрова. Они с братом так смеялись, а отец, понукая лошадку, их старенькую лошадку, на которой они и пахали, и лес возили, и ездить учились, сидел важный, словно боярин.
Вспомнил Евпатий Львович и жаркие ссоры с Василисой Николаевной, и то, как на пирах сиживал. Дурное вспоминать боярин не стал. Много было дурного, а оставшиеся несколько мгновений жизни на это он тратить не хотел.
Стрела, разорвав кольчугу и куртку, вонзилась в тело боярина, затем вторая. Рядом разбился горшок с маслом, и несколько капель попали на лицо боярина, оставив там ожоги.
Евпатий Львович опустился на колени и выронил меч. Видно, монгольские всадники увидели, что непобедимый боярин ранен, и стали поворачивать коней. Каждый хотел стяжать славу воина, убившего самого Евпата, предводителя живых мертвецов.
Боярин Евпатий видел, что на него вновь несутся монгольские всадники. Стиснув зубы, боярин сломал стрелы, которые вонзились в его тело. Движения боярина были скованными из-за боли, но он из последних сил смог поднять меч.
– Ну вот, идут поганые. Последних посвящаю тебе, земля-матушка, – вслух сказал боярин Евпатий Львович, неспешно поднимаясь на ноги.
Монгольский всадник направил коня прямо на него, желая сбить богатыря с ног, но он не мог знать, что сила духа у боярина Евпатия Коловрата была огромной. Боярин не только заставил себя преодолеть боль, но и отогнал все мысли, которые мешали ему посвятить земле-матушке еще нескольких ворогов.
Мохнатые монгольские лошадки скакали назад уже без всадников, а на поле стоял один-единственный богатырь.
Боярин Евпатий Львович Коловрат взглянул вновь на небо и понял, что умирает. Еще несколько стрел пробили его тело и заставили опуститься на колени. Роняя меч, боярин Евпатий из последних сил перекрестился.
Все, вот теперь точно конец. А как умру, то всех увижу. Мы все вместе обнимемся, и я подойду к бате и скажу ему: «Вот, смотри, это Евпраксинья, она мне дочь названая, а это Иван, он внук мой». Ивана увижу! Я ведь так его и не поглядел тогда. Великого князя Юрия Игоревича обниму. Пусть я и не смог помощь привести, но как могли мы, так и сражались. Многих я ворогов порубил.
Огромный камень сразил витязя. Не смог ни один из монгольских воинов похвалиться, что именно его рука или стрела забрала жизнь богатыря Евпата.
Когда все закончилось, Демид Твердиславович поднялся с земли. Он знал, что против Евпатия будут использованы камнеметательные машины и стенобитные орудия, и поэтому когда притворился мертвым, то сразу прикрылся телом другого павшего воина. Лежа на снегу, который быстро растаял, он мечтал о том, чтобы по нему ударил огромный валун и забрал его жизнь. Но этого не случилось. После боя он выбрался живым и невредимым и, осмотрев поле, устланное телами, обомлел. За каждого мертвого русского воина монголы заплатили по пять, а может быть, и по семь своих воинов.
Филька на поле брани
Ноги уже не шли, но Филька все шагал, проваливаясь в сугробы.
– Я успею! Я успею! – твердил себе разбойник.
Пробираясь по зимнему лесу, Филька старался почти не останавливаться. Кто знает, может, именно этой секунды или минуты не хватит? Не раз лихой человек уходил от погони, но никогда он так не спешил. Но тогда он спасал только свою шкуру, а сейчас – жизни людей, которые пошли на смерть ради Отечества.
Наступало утро. Сколько я не спал, задумался Филька, очередной раз перебираясь через завалившееся дерево. Сутки, двое? Ничего, потом высплюсь! Будет время, как земельку кинут да как в нее положат, отосплюсь, а сейчас надо бежать. Я и так срезал вон сколько. Если я не ошибаюсь, то, как лес закончится, я и следы дружины увижу. Дай Господь, чтобы Евпатий Львович хоть на день остановился, хоть на полдня! Если все верно, то я всего на день от него отстаю. Здесь он должен был проходить, когда я из деревни вышел.
Филька не ошибся. Когда кончился лес, то он и впрямь увидел, что здесь прошло войско. Судя по тому, что следы не замело, ехали они здесь вчера днем.
Филька повалился на землю. Надо хоть минут десять полежать и дальше спешить. Если Евпатий Львович остановится, то все будет в порядке и он успеет рассказать ему об иуде.
Полежав немного на снегу, Филька продолжил свой путь. Идти не по сугробам, а по протоптанной дороге было куда легче. Филька не останавливался. Быстро шагая путем, которым прошли ратники, разбойник надеялся за каждым поворотом увидеть стан или дозор.
Покрытое телами поле предстало перед глазами Фильки. Сотни тел лежали вперемешку, и степняки стаскивали их в одну большую кучу, намереваясь предать огню.
– Нет! Я опоздал! – завопил Филька, совсем не страшась монголов. – Если бы я не отдыхал, я мог бы успеть! Если бы я, дурак, не шагал, а бежал без остановки, то успел бы! Нет!
Монгольские воины окружили его. Филька понял, что не сможет убить ни одного из них, так как силы совсем оставили его. Не было у разбойника ни меча, ни кинжала, чтобы разменять свою жизнь на жизнь ворога.
Монголы скрутили Филиппа и потащили. Вот так вот, подумал разбойник. Столько раз я по лесу спасался, из полона ушел, а даже умереть в битве не судьба.
Филиппа бросили перед ханом Батыем, который стоял рядом с камнем, сразившим
