Темница, куда гвардейцы привели Адель четыре дня назад, была невероятно сырой и кишела крысами. Покрытые грибком стены никак не вязались с роскошью, царившей над грязным потолком. Впрочем, ничего удивительного – чем больше пафоса снаружи, тем больше гнили внутри.
Набравшись смелости, крыса подбежала, а потом села на задние лапки и развернула свою остроносую мордочку в сторону тарелки. Интересно, ей действительно нравится запах этого месива? Прицелившись, Адель бросила камешек, и он со звоном врезался в прут решетки, напугав зверька. Крыса рванула в коридор и скрылась. Ну что ж, на ближайшие полчаса можно было о ней забыть.
Вытянув ноги, Адель поудобнее оперлась на холодную стену и скрестила руки на груди. Небрежно сбитый топчан она игнорировала – во-первых, торчащие гвозди больно впивались в кожу, а засаленный тюфяк, устилавший сей дивный шедевр конструкторской мысли, был полон клопов. Чаще всего Адель сидела в углу камеры, который показался ей относительно чистым и свободным от всякой живности. Если она и вправду Инкарнат, то смерть ей не грозила, а значит, перспектива заболеть была не столь пугающа. Кроме того, проведя здесь несколько дней, она уже убедилась, что ни длительное сидение на холодном полу, ни голод никак не сказывались на ее здоровье.
За все это время Адель навещала только прислуга, которая три раза в день приносила ей воду и мерзкую овсянку. Единственной возможностью ненадолго покинуть камеру и размять ноги был поход в туалет – крошечную вонючую комнатушку с ужасающей дырой в полу. Она находилась в конце длинного коридора, по обе стороны которого тянулись десятки пустых камер. Насколько велика темница, Адель не знала – скорее всего, это был лишь один из коридоров, ведь сколько она ни звала Яго, ответа не получила.
– Думай, – прошептала она себе под нос, – думай…
Адель не боялась, что кто-то подслушает: рядом не было никого, кроме Эрнеста, ее надзирателя. На вид ему было слегка за шестьдесят, он был абсолютно равнодушным, а еще – порядком глуховатым. По крайней мере, он не обращал на Адель внимания до тех пор, пока она не поднимала шум, чтобы попроситься в туалет.
Адель посмотрела на Эрнеста, который, сидя за шатким столиком, клевал носом. В скупом свете свечей он казался намного старше своего возраста и выглядел таким немощным, что ей даже стало его жаль.
– Думай. – Адель запустила пальцы в волосы. От прикосновений Малахии они отросли ниже плеч и стали светлее, что не особо ей нравилось. – Малахия загнал тебя в ловушку. У него есть козырь – жизнь Яго, и этим он способен запугать. Малахия считает, что страх заставит тебя остаться в этом чертовом замке среди опасностей и интриг. Но все с точностью до наоборот – страх подталкивает к побегу. Только как сбежать оттуда, откуда сбежать невозможно?
Вариантов было немного, вернее, не было ни одного. Десятки всевозможных планов, которые она начинала выстаивать, непременно заканчивались полным провалом при более тщательном обдумывании. Она так увлеклась своими стратегиями, что громкий голос Эрнеста заставил ее вжаться в стену от неожиданности.
– Прекратить попытки побега, – сказал он, не открывая глаз.
– Что? – растерянно моргнула Адель.
– Лучший способ сбежать оттуда, откуда сбежать невозможно – прекратить попытки бегства.
– А я думала, вы глухой. – Адель наклонилась немного вперед, чтобы получше разглядеть своего тюремщика.
Эрнест хитро улыбнулся.
– Только тогда, когда мне так хочется.
Адель громко фыркнула. Она была убеждена, что надзиратель не слышит ее и часто разговаривала сама с собой в попытке расставить все на свои места. Конечно, это можно было делать и молча, но когда озвучиваешь собственные мысли, они странным образом становятся более понятыми и даже реальными.
– Невежливо подслушивать чужие разговоры, – отрезала она, прикидывая, сколько же он успел узнать.
– Возможно, – согласился Эрнест, – но у меня не было выбора, юная леди. Для обычной заключенной ты слишком болтлива. На своем веку я повидал немало узников, и ни один из них не пытался поделиться своими переживаниями с этим ужасным местом.
– Мне так легче… В полной тишине собственный голос немного успокаивает.
– Понимаю.
– Вы расскажете обо всем королю?
Эрнест медленно встал и, передвинув стул, сел так, чтобы хорошо видеть собеседницу.
– Если бы я хотел, то уже давно бы сделал это, – ответил он. – Первые два дня ты звала какого-то парня. Я так понял, это твой брат?
– Да, – кивнула Адель. – Только его здесь нет.
– Тюрьма состоит из трех секторов в разных частях дворца. Если он не в этом, значит, в одном из других.
– Даже если это так, сама я его не найду, – с горечью произнесла Адель. – Если мне и повезет, люди Инквизитора все равно не позволят нам покинуть дворец. Однажды мы попытались, и поэтому я торчу здесь…
– У меня есть несколько мыслей, которые могли бы тебе помочь. – Эрнест задумчиво потер подбородок. – Поделиться ими с тобой?
– Зачем вам помогать мне?
– Я стар, – картинно развел руками надзиратель, – и хочу вернуться домой. Я очень устал от этой, буду честен, бессмысленной службы. Вот и сейчас – мне поручили охранять ребенка… Когда я был гвардейцем, я имел дело с преступниками и повстанцами, а тут – дитя. Его величество давно никого не запирал в темнице. Что же ты такого натворила?
Беседуя сама с собой, Адель ни разу не обмолвилась о том, кем стала. Неудивительно, что Эрнест озадачился ее пребыванием в камере.
– Оказалось, что я Инкарнат, – отозвалась она, обдумывая последующие слова. – Только не тот, что нужен королю. Да, я боюсь его, ведь он бог Солнца, но я не могу позволить ему распоряжаться своей жизнью. Она принадлежит только мне.
– Это многое меняет. Твой брат тоже?…
– Нет. – Адель прилегла на бок, свернулась клубочком и стала рассматривать танцующие в пыли на полу отблески свечей.
– Ты пытаешься спасти его. – Эрнест провел рукой по редеющим седым волосам, приглаживая их. – Но вот кто спасет тебя?
Адель положила руку под голову, устраиваясь поудобнее. В темнице дворца не было окон, поэтому она давно уже потеряла ощущение времени. Она не знала, день сейчас на улице или глубокая ночь, но ей невыносимо захотелось спать. Сон на твердом холодном полу не приносил ни удовольствия, ни отдыха, но, по крайней мере, позволял хотя бы ненадолго забыть о реальности.
– Я сама, – тихо произнесла она, закрывая глаза. – Я всегда так делаю.
Повисло молчание. Адель уже была уверена, что разговор окончен, но неожиданно
