— Дурень ты рыжий, — беззлобно фыркнул Ирбис. — Где ж тебе в деревне возьмутся услужливые? Ты ее на сеновал позовешь, а она тебя потом — под венец. А то еще и батю кликнет, чтобы свидетелем был. Здесь тебе не город — «веселых домов» нет, а девки по первому зову не прыгают в койку. Так что терпи, бедняга, до са-а-амого Бекровеля.
Весельчак мрачно покосился на приятеля:
— Обязательно надо было все испортить? Я, может, со всей душой, обходительно, нежно. А вдруг и в самом деле остепенюсь? Чего лыбишься, морда? Я серьезно!
— Ага. Зарекалась ворона… то-то в прошлый раз тебя с вилами искали по всему селу, чтобы «остепенить». А позапрошлый и вовсе едва не подвесили за ребра. Слава твоим ланнийским богам, что в деревнях пока не завелось развратных девок. Не то нам пришлось бы за уши вытаскивать тебя из чужих постелей, а поход продлился бы гораздо больше, чем три несчастных недели.
— Я совершенно не уверен, что этого не случится даже в такой глухомани, как эта, — негромко бросил приотставший от приятеля Аркан, и караванщики с готовностью зафыркали. — Но оно в общем-то и неплохо. Потому что в городе у рыжего что ни день, то новая пассия, тогда как в походных условиях ему приходится соблюдать суровый подвиг воздержания. Да, рыжий? Надеюсь, ты готов пострадать? Слышь, пацан, не бери с него дурного примера!
Весельчак плюнул и толкнул пятками уставшую лошадь. А Белик словно не услышал: ехал по-прежнему хмурый, разобиженный на весь белый свет. Только время от времени поглядывал по сторонам, постепенно мрачнея все больше.
Вскоре в стороне мелькнула и пропала за холмом небольшая речушка. Затем из темноты проступил высокий забор из старательно ошкуренных бревен. Массивные закрытые ворота и узкий мосток, переброшенный через свежевырытый, не очень умело, но старательно заполненный кольями ров. Воды в нем пока не было, однако к этому явно шло, потому что небольшая траншея уже протянулась к блистающей в свете ярких звезд речке. День-два, и ров окружит деревушку сплошным, хотя и не особо надежным кольцом: слишком узким, чтобы стать серьезным препятствием для хорошо организованного нападения, но глубоким для того, чтобы охранить жителей от внезапного нашествия… кого? Или чего?
Из лесу снова донесся тоскливый волчий вой.
Герр Хатор с изумлением уставился на неожиданное препятствие и озадаченно потер подбородок.
— Они тут что, в осаде сидят? — пробормотал Гаррон, изучая оборонительное сооружение, явно сделанное на скорую руку. Вон сколько вокруг земли накидано. Похоже, даже сегодня копали, стараясь успеть до темноты, да что-то не сложилось: работы тут еще на неделю.
— Не понимаю, — поджал губы купец и решительно направился к воротам.
— Эй! Есть кто живой?! — гаркнул Молот, подкрепив слова увесистым ударом кулака. Деревянные створки отозвались гулким звуком и протестующе скрипнули. — Э-э-эй! Люди-и!
— Что случилось-то? — недоуменно переглянулись возницы.
— Вымерли они тут, что ли?
— Может, война началась?
— Да с кем, дурень? Орки сюда лет сто добираться будут! А с остальными расами мы вроде не воюем.
— А чего тогда они заперлись, как с перепугу? Точно говорю вам: война!
— Так, заткнулись все! — властно рявкнул Гаррон. — Броню надеть! Аркан, Молот — на вас с Лешаком и Ирмилом повозки. Сова, присмотри за дорогой, остальные — рассыпаться!
Охранники подхватили кольчуги и подались в стороны, окружив подводы с дорогим товаром и ощетинившись навстречу лесу, из которого вот уже в третий раз подали голос волки. Правда, теперь их стало больше, но пока заунывный вой слышался в отдалении, да и неопасны серые для хорошо вооруженного отряда.
Эльфы, заслышав голоса лесных хозяев, одновременно нахмурились. Самих хищников, правда, не заметили, однако луки все-таки расчехлили. Белик, покосившись на перворожденных, тоже подобрался, но старался держаться рядом с суровым дядькой, у которого на лице появилось странное выражение. Остальные замерли на своих местах, настороженно вслушиваясь в сгустившуюся тишину, ставшую по-настоящему звенящей. Вместе с окружающей темнотой она ощутимо давила, заставляя нервничать даже бывалых воинов.
— Проклятье, — процедил Гаррон, нутром ощущая подвох, но еще не понимая его причины. И в этот момент из-за ворот послышался едва различимый шорох.
— Эй! — гаркнул Молот, снова бухнув кулаком в ворота. — А ну, открывай, пока мы не снесли ваш курятник!
— Вы кто? — проблеял из-за ворот сухой надтреснутый голос. — Чего н-надо, ироды?
— Аарон, это ты? — нахмурился вдруг герр Хатор. — Вы чего тут нагородили? Ворота закрыли, ров этот дурацкий… с ума, что ли, посходили?! Как гостей встречаете?! Не ты ли в прошлый раз обещал, что мне и моим людям препятствий ни в чем не будет?!
За забором воцарилась напряженная тишина, словно говоривший растерялся.
— Аарон! Оглох, старый пень?! — повысил голос купец.
— Господин Хатор! — наконец приглушенно ахнули с той стороны, и до караванщиков донесся грохот отпираемых засовов. — Господин Хатор!
— Я, — сердито подтвердил купец. — Что за шутки? Прикажешь нам всю ночь под забором стоять?
В деревне всполошились.
— Сейчас! — торопливо выкрикнул старик. — Великие боги, наконец-то! Будь благословен… хоть кто-то сумел… сейчас, сейчас! Да шевелитесь же! Одну минуту, мы уже… Ивар, Берар! Живо сюда! Открывайте ворота!
За воротами послышался топот множества ног, чьи-то испуганные, а затем и радостные голоса, отчаянный визг петель, звон цепей. А затем ворота медленно отворились, явив изумленным взорам купца и его спутникам бледные, перекошенные отчаянием и неподдельным страхом бородатые лица, на которых при виде крупного каравана неожиданно проступила надежда.
Деревенские выглядели жалко с топорами и ухватами в руках. В старых, ржавых, кое-где порванных кольчугах; в стоптанных лаптях, а то и босиком. Кое у кого Гаррон даже приметил вилы. Усталые, исхудавшие, отчаявшиеся люди несколько мгновений смотрели на новоприбывших, словно не в силах поверить, что это действительно правда, а затем с какой-то обреченностью опустили руки и в изнеможении прислонились, кто куда мог.
— Наконец-то… дождались…
— Господин Хатор! — со слезами в голосе прошептал всклокоченный худой старик с воспаленными глазами и нервно подрагивающими губами. Он сделал навстречу неуверенный шаг и вдруг упал перед купцом на колени. — Слава
