Весельчак бесшумно прокрался меж двух пышных кустов, змеей проскользнул мимо колючих веток и осторожно выглянул из-за пышной листвы. Каково же было его изумление, когда на опушке, откуда была видна стремительная и бурная река, обнаружились все трое участников спора: оба родственника и ненормальный вороной, в котором было больше от хмеры, чем от благородного скакуна.
Неистовый гаррканец казался возбужденным — он безостановочно кружил возле могучего дуба, нарезая вокруг него круги, как хищник вокруг жертвы. Временами с вожделением поглядывал наверх. Пару раз даже привставал на задние ноги, пытаясь передними дотянуться до толстой ветки, но лишь разочарованно фыркал, отступал и снова принимался за странный кросс. Ну, как есть хищная бестия! Того и гляди, грызть начнет! А какие следы оставили его копыта! Будто когтями кору процарапал!
Белик с крайне недовольным видом восседал чуть ли не на самой верхушке дерева и мрачно смотрел на упрямую скотину, которой в голову пришла очередная блажь. Время от времени с надеждой косился на опекуна, но тот даже не думал вмешиваться — непринужденно прислонился к одной из сосен и деловито чистил ногти, терпеливо ожидая окончания развернувшейся драмы.
— Дядько-о!
При звуках этого плачущего голоса Весельчак ухмыльнулся и почувствовал себя почти отмщенным. Ага! Значит, здорово припекло сопляка, раз до сих пор не решается спуститься! Пусть-ка злобная зверюга хорошенько цапнет за особо чувствительное место, и тогда он надолго запомнит, наконец, каково это — веселиться за чужой счет!
— Дядько, скажи ему!
— Это твой зверь.
— Ну и что?!
— Он меня не слушается.
— Ты даже не пытался!
— И не стану. Хватит с меня Траш, но к ней я хотя бы привык, а этот дикарь до сих пор не может запомнить, кого можно кусать, а кого — нет. Лучше смирись и слезай по-хорошему.
Карраш признательно покосился на невозмутимого дядьку, довольно рыкнул, получив от него столь явное одобрение, и вдруг решился: прямо с места совершил такой головокружительный прыжок, что у рыжего некрасиво отвисла челюсть: два человеческих роста от земли! Без разбега! Да еще и копытами вцепился в кору, будто действительно когти отросли! А зубами впился в ветку так, что та отчетливо хрустнула! И ведь почти достал!
Белик придушенно пискнул, но толчок массивного тела был так силен, что кряжистый дуб содрогнулся до основания, а не ожидавший такого коварства пацан все-таки сорвался и с воплем полетел вниз. Правда, рухнуть на землю не успел: счастливо заурчавший гаррканец, оттолкнувшись от ствола копытами и извернувшись совершенно неимоверным образом, перехватил хозяина прямо в полете. Ловко цапнул зубами за воротник, а затем с видом победителя потрусил вниз, к реке, не обращая ни малейшего внимания на возмущение Белика.
— Карраш! Пусти, чудовище! Я не шучу! Пусти сейчас же! Карра-а-аш…
Дядько хохотнул, но вмешиваться снова не стал. Подхватил вещи племянника, в числе которых, разумеется, оказалась и замотанная в ткань палка, которую он предусмотрительно взял за специально прикрепленную веревочку, и отправился за пацаном. Заинтригованный до крайности рыжий пополз следом, держась от Стража на почтительном расстоянии.
Достигнув крутого берега, гаррканец подозрительно легко спрыгнул вниз, нимало не озаботившись ни высотой, ни ненадежным песочным склоном под ногами. Просто сиганул с обрыва как с крыльца, каким-то шестым чувством ощущая, где можно опереться, а где не стоит доверять коварной почве. Внизу незнакомая речка широко раздавалась в стороны, образуя подобие заводи, где сильное подводное течение почти не ощущалось. Прибрежные кусты здесь надежно скрывали берег от любопытных взоров.
У самой воды Карраш внимательно огляделся, но убедившись, что высоких деревьев поблизости нет, сжалился и наконец выпустил пацана.
— Ну и гад же ты! — с отвращением выдал Белик, поднявшись на ноги. — Ладно… Ладно, я сказал! Твое счастье, что я обещал, а то влупил бы сейчас от всей души. Да так, что ухи бы отпали. И не скалься, паразит! Будет тебе танец. Дай только переодеться, а потом, так и быть, сыграю. Все равно ведь не отстанешь, чудовище.
Гаррканец умильно вытянул губы трубочкой, порываясь обслюнявить любимого хозяина, но тот брезгливо отпихнул коня и, подхватив дорожный мешок, с бурчанием отправился в ближайшие кусты, откуда вскоре донеслось шуршание и приглушенная ругань сразу на нескольких языках. Причем если бы сторонний наблюдатель стоял поближе, то с удивлением признал бы и сочный орочий, и отрывистый гномий, и даже певучий эльфийский фольклор. Но к тому моменту, как Дядько и никем не замеченный Весельчак добрались до берега, Белик уже успокоился и успел сменить дорогие одежды на простую холщовую рубаху, из-под которой выглядывал плетеный шнурок из кожи горной ящерицы, кожаную жилетку и такие же грубые мешковатые штаны.
Раздраженно протопав босыми пятками по кромке воды, пацан вернулся к Каррашу, рывком расстегнул подпругу, сбросил седло, затем снял узду, кинул на них свой походный костюм, сапоги и метательные ножи, а затем легко вскочил на широкую спину гаррканца.
— Присмотри за вещами, — угрюмо бросил мальчишка улыбающемуся опекуну и обреченно взглянул на полноводную реку, в которой уже отражались первые звезды. — Пошли, чудовище. И кто меня только за язык дернул?
Карраш тихо заурчал и плавно вошел в реку. Белик только вздохнул, когда прохладная вода намочила ему штаны и рубаху, а затем подошла к самому горлу. Но гаррканец даже не замедлился.
Весельчак с растущим изумлением следил за их быстро удаляющимися головами, лихорадочно вспоминая все, что только слышал об этой необычной породе лошадей. Однако так и не смог выудить из памяти никаких сведений о любви этих животных к купанию. Вроде не должны они так уверенно вести себя на глубине? Не должны плавать, подобно мифическим русалкам? Но Карраш совершенно спокойно удалялся, чувствуя себя в воде более чем уверенно. И остановился только тогда, когда достиг середины разлива.
Изумленный воин не сразу понял, зачем могучий гаррканец забрался в такую даль, для чего вдруг медленно пошел по кругу, с каждым витком расширяя невидимую спираль и заставляя спокойную реку волноваться. Но тут мальчишка поднял руки, поднес что-то ко рту, на миг задержал дыхание… и Весельчак обомлел, расслышав негромкие, ни с чем
