Джеймс повернулся к сыну.
– Посмотри на меня, – сказал он и подождал, пока Джулиан поднял голову и вытер глаза. – Я никогда не отошлю вас с Марком. И никогда вас не брошу.
Джулиан всхлипнул и кивнул.
– Я никогда не переставал любить тебя. Даже в прошлом декабре, когда поначалу не мог тебя вспомнить. Я снова полюбил тебя. Ты мой сын, Джулиан. Ты всегда будешь моим сыном.
Джулиан снова судорожно всхлипнул. Его тело дрожало, он плакал. Джеймс привлек сына к себе и просто обнял его.
* * *Марк ел в кухне, а Наталия убирала продукты в холодильник, когда Джеймс и Джулиан вернулись в дом. Она выглянула из-за дверцы, услышав, что они пришли.
– Я приготовила ланч. – Она кивнула на тарелки.
Джеймс удивленно поднял бровь, посмотрев на Марка: тот за обе щеки уплетал сандвич с ананасом и колбасным фаршем.
– Muy bueno[24], – воскликнул малыш с набитым ртом.
– Как скажешь, парень. – Джеймс с сомнением посмотрел на сандвичи.
– Gracias, Tía Natalya[25]. – Джулиан выбрал тарелку и отнес ее на стол.
– Спасибо, – поблагодарил с порога Джеймс. – Я приготовлю ужин.
Она кивнула.
– Я разложила продукты по местам. – Наталия закрутила пакет с хлебом и убрала буханку. – А твоя мама, – она понизила голос, оглядываясь на мальчиков, – вернулась к себе в гостиницу.
Джеймс этому не удивился. Мать была следующей в очереди на разговор по душам и знала об этом.
– Она уехала с моим отцом.
Он сунул руки в карманы.
– В самом деле?
– Он любитель женщин, помнишь? Не беспокойся. – Наталия махнула рукой. – Это платоническое, я уверена. Клэр захотела освежиться, и папа предложил отвезти ее. Сейчас они наверняка уже пообедали, выпили по коктейлю и успели нырнуть в бассейн.
– По-моему, это не платоническое. – Джеймс не знал, что думать о таком развитии событий. Да, его родители никогда не были близки, в последнее время они даже спали в разных концах дома. Но он никогда не думал о том, что его мать могла бы быть с кем-то еще, кроме его отца или дяди – так, вот об этом не надо. Джеймс вошел в кухню и заглянул в свой сандвич. Он не ел консервированный фарш фирмы «Спэм» со времен колледжа, да и тогда съел только потому, что сосед по комнате взял его на «слабо».
– Художественные принадлежности я положила в комнате Марка. Я тебе покажу. – Наталия положила грязные столовые приборы в раковину.
Джеймс пошел за ней по коридору. Она только что приняла душ. Мокрые волосы она собрала в небрежный пучок. Россыпь веснушек на ее плечах казалась каплями краски. Наталия надела свободный топ с открытыми плечами и белые обрезанные шорты. Загорелые, мускулистые и стройные ноги казались бесконечными. Джеймс не мог отвести от них глаз. Его пальцы сжались, как бывало всегда, когда ему нужно было писать. Он хотел написать ее ноги. Он хотел…
– Джеймс!
Он резко поднял голову.
Наталия нахмурилась, и он поежился. В груди стало жарко.
– Что?
– Ты много всего купил. – Она вошла в комнату Марка и открыла шкафчик. Материалы занимали две широкие полки, их было достаточно для того, чтобы занять Марка на несколько недель.
– Да, это точно. – Джеймс смущенно посмотрел на нее.
– Можно подумать, что ты планируешь задержаться. – Наталия закрыла шкафчик, развернулась к нему, прижалась лопатками к дверце и скрестила руки на груди. – Или собираешься сам начать писать.
Джеймс услышал надежду в ее голосе. Он потер затылок и рухнул на край кровати Марка.
– Я хочу проводить время с Марком, когда он будет заниматься тем, что ему нравится. Посмотрим, куда уведет меня живопись.
Наталия посмотрела в окно, убрала завиток за ухо. Ее взгляд сфокусировался вдали, и она медленно моргнула один раз, два. Потом оттолкнулась от шкафчика и подошла к окну.
– В моей комнате наилучшее естественное освещение. Можешь писать там, – предложила она, не глядя на Джеймса.
Он залюбовался ее профилем. Высокий лоб и женственный изгиб носа. Веснушки украшали переносицу, они рассыпались по щекам, словно осенние листья. Пальцы Джеймса снова согнулись. На этот раз он хотел не только написать ее. Ему хотелось прикоснуться к ней. Прошло больше года с того момента, как он прикасался к женщине. Для мужчины скорее страстного, чем сдержанного, который больше чувствует, чем думает, и умеет сопереживать другим, это очень долго. Просто ад.
– Тебе не понравится запах, ты ведь там спишь.
– Верно. Я забыла.
– Я подумал, что мы могли бы писать на веранде. Это не серьезная живопись, просто способ для меня и Марка провести время вместе.
– И для твоей мамы тоже? Ты купил три мольберта.
– Это хороший вопрос. Я никогда не писал вместе с ней.
– Но в Пуэрто-Эскондидо…
– До этого. Ты знала, что она ненавидела мои занятия живописью?
Наталия нахмурилась:
– Разве такое возможно? Она невероятная художница.
– Я узнал об этом только из дневников Карлоса. – Джеймс вспомнил записи о сеньоре Карле и о том времени, когда она писала вместе с Карлосом. Гнев и печаль смешались, словно краски, когда он сообразил, что некоторые из тех картин, которые он упаковал и отправил в Калифорнию, были написаны ею. Будучи Карлосом, он развесил их на стенах своего дома. А его мать ни разу не повесила ни одну из картин сына.
– У нее были свои причины, которые я теперь понимаю лучше, так как она рассказала об этом Карлосу. Но она сделала все, чтобы я подготовился к карьере в «Донато Энтерпрайзес».
– Тогда как же ты писал? Я видела твои работы. Понятно, что ты писал много лет.
– Родители Эйми оборудовали для меня мастерскую в их доме. Я самоучка.
При упоминании Тирни Наталия тревожно поежилась:
– Я с ними встречалась.
Он заглянул ей в глаза:
– Я знаю.
Они смотрели друг на друга какое-то время, пока внимание Наталии не привлекло пятно на полу. Она распустила пучок, мокрые волосы упали ей на плечо. Джеймс тихонько ахнул от ее естественной красоты.
– Ты скучаешь по ней? – Наталия произнесла это с запинкой.
– Да.
– Ты все еще любишь ее?
Он кивнул.
Наталия втянула губы и уставилась на ногти на ногах, покрытые блестящим коралловым лаком.
– Как прошел твой разговор с Джулианом?
Джеймс моргнул из-за перемены темы. Он хотел сказать Наталии, что Эйми отпустила его. Она смогла это сделать, и каждый день, каждую минуту он старается сделать то же самое. Построить новую жизнь на булыжниках предыдущей. Но сейчас момент был неподходящий. Он все еще работал со своими эмоциями.
– Мы хорошо поговорили. Он облегчил душу. Вернее, мы оба.
Наталия снова закрутила волосы. Руки у нее дрожали, губы искривились в улыбке.
– Тогда ладно… гм… Я полагаю, что в твоих отношениях с мальчиками теперь все под контролем. – Наталия
