Граф начал чередовать колющие выпады с рубящими ударами, и в какой-то момент я отпрыгнул, впечатавшись спиной в высокий забор обители, перекинул шпагу в раненую левую и отчаянно встряхнул ушибленной правой в воздухе…
– Приплыли, барон? Считай до десяти. Буду рубить тебя по кусочкам. Считай-считай. Первые удары, быть может, и отразишь. Десятый – нет. Отсеку руки, пальцы, уши, голову. Будет некрасиво, но довольно смешно. Раз-з-з!
Шпага плохо слушалась в левой руке, рукоять моментально взмокла от крови, да и рубашечный бинт мешал. Не знаю, как остальные, я и первый-то удар отразил едва-едва…
– Слабовато! Пробуем еще. Два!
Я вытащил кинжал правой… и уронил его.
– Косточку ушиб? Ничего. Было бы время – зажило бы. Но у тебя нет времени. Четыре!
Принимая удар, я присел.
– Ноги тоже не держат, как и руки? Отвечай!
– Ты сам дьявол, Жак! И гореть тебе в аду!
– Истину глаголешь! И дорога в ад мне уготована, но не сейчас. Буду вежлив – пропущу кого повыше ростом. Пять!
Ой, как сильно… Левую кисть едва чувствую, отдало в плечо.
– Что же Генрих тебе посулил, кроме имений в Анжу? Сделать любовничком вместо де Бреньи?
– Ты идиот, Луи. Убил бы мальчишку, он королю смертельно надоел и стал на язык не воздержан, был бы разговор другой. Какого черта пожалел? Тебя же просили по-хорошему, предупреждали… Шесть!
Еу-у-у… Как больно…
– Решили убить, так что же на меня не натравили Шико?
– Шут был против. Не ровен час, бросился бы на твою защиту. Дерется он сильно, но в душе – слабак! Семь!
Удар, лишь частично смягченный, пробил до плеча и вспорол камзол. Насколько глубока рана, не знаю… Я уже почти ничего не чувствовал… Но сделать ответный ход пока не мог. Терпеть!..
– Мы убьем всех – де Гиза, Франциска и Наварру. Мы станем первыми людьми Франции! Да здравствует король Генрих! Восемь!
– А потом вас убьют следующие фавориты короля, тоже вообразившие себя бессмертными…
– Ты уже хрипишь, де Бюсси, а все пытаешься острить. На том свете будешь смешить чертей. Девять!
Шпага от вышибки улетела куда-то прочь. Де Келюс занес клинок для завершающего удара, но «десять» крикнул я, всадив ему звездочку точно в бесстыжий глаз. Именно для этого мне понадобилась пантомима с «ушибленной» рукой, будто она вышла из строя и не держит даже кинжал, наш злой гном уверовал и совершенно выпустил из виду манипуляции правой.
– Выше ты так и не стал.
Я согрешил против истины. Мышцы расслабляются после смерти, длина тела покойника чуть больше, чем рост при жизни. Ну, кому еще сегодня предстоит стать длиннее?
Подхватив шпагу коротышки, свою искать некогда, я помчался обратно, щедро брызгая кровью вокруг. Понял, что самое главное не увидел – практически все миньоны лежат, кто-то неподвижно, кто-то основательно ранен. Численное преимущество гугенотов, сражавшихся, во что трудно поверить, на одной стороне с католиками де Гиза, принесло свои плоды. На ногах из приспешников короля остался лишь его шут, отбивавшийся сразу от троих, сжимая по шпаге в каждой руке.
Против него на место анжуйца стал гизар, другой гизар сменил гугенота. Они не торопились: Шико выдохся и стремился к глухой защите. Возможно – ранен, но на улице основательно стемнело, и не разглядеть, струится ли по его плащу кровь.
Я отбросил шпагу Келюса и нырком проскочил в тыл бывшему учителю и бывшему другу. Он так и замер, выставив вперед обе шпаги, я удержал его горло удушающим приемом, прижав острие кинжала под бровь, к самому веку.
– Брось шпаги. Сам же меня учил – острие через глаз пробьет голову и выйдет через ухо. Проверим?
– Убирайся, де Бюсси! Я дерусь не с тобой!
– Ты уже не дерешься, а пугаешь монашек из соседнего монастыря своей немощью. Бросай, а то взрежу тебе шею, сделав вторую улыбку. Генрих обхохочется!
– Сеньор! Позвольте нам убить его, – влез гизар. – Он ранил двух наших.
– Но не убил? Старый, добрый и уже безобидный Шико… Бросай прутики, неудачник!
– Ладно… Но я тебе припомню, де Бюсси! – Неблагодарная скотина вручила мне обе шпаги в знак подтверждения, что – да, он лично мой пленник, и это было жутко несправедливо по отношению к измотавшим его анжуйцам и гизарам. – Ты сам сильно ранен? Сейчас позову Чеховского. А где де Келюс?
– Ему уже не поможет никакой врач. Лучше мне помоги взобраться на лошадь.
Меня проводили до квартиры, до неумелых рук Симона, польский коновал промыл и заштопал все порезы.
Перед тем как провалиться в беспамятство от изнеможения и потери крови, я вновь, словно глядя на картину, вызвал из памяти последнее, что запомнилось у ворот аббатства: три польских трупа. Петра Радзивилла и его двух товарищей били на поражение – в шею, в голову, в сердце. Похоже, кололи несколько раз, чтоб наверняка.
Отправили в пекло их, а поразили меня. Эльжбета никогда мне не простит еще три жизни, прерванные из-за истории, с ней связанной. Жалкие оправдания, что не я лично проткнул ее непутевого супруга, ничем не помогут…
Я проиграл сегодняшний бой на самом важном фронте и до конца не понимаю, по чьей вине – из-за банального неумения совладать с ситуацией или не справился с некой силой, не желающей моей связи с любимой женщиной.
Глава семнадцатая
Пешка в чужой игре
Рана воспалились, та самая, порез на левой кисти. Проклятый литовец внес какую-то заразу, Чеховский пачкал меня неделю скверно пахнущей мазью, пока не спал жар, а через бинты перестал сочиться гной. Болело и взрезанное де Келюсом плечо.
Дней через десять эскулап снова наведался, найдя мое состояние удовлетворительным. Я тоже счел его нормальным, чтобы завести разговор.
Для начала я сдвинул стул к входной двери и сел на него верхом, опираясь на дверь спиной, в правой руке уместился небольшой кинжал, скорее даже стилет в три ладони длиной и узкий как шило.
– Ежи, у меня назрел к тебе один вопрос.
– Охотно отвечу, но мне скоро нужно предстать перед его королевским величеством. Вы же понимаете, без омовений, мазей и бани а-ля рюсс его здоровье быстро пойдет на убыль.
– Оставь. Если неправильно ответишь на этот вопрос, здоровье короля – последнее, что тебя обеспокоит.
– Чем же я заслужил такое отношение, сеньор?! Я ходил за вами, как родная мать за сыном…
– Но ты мне не мать. Поэтому слушай, а потом, крепко подумав, – отвечай!
Кистевым движением я кинул кинжал в пол, он пробил доску на половину длины клинка, вытащить его будет нелегко. Намек более чем прозрачен, в следующий раз металл с легкостью пробьет лобовую кость.
– Первый смутный червячок сомнения у меня шевельнулся после схватки между Краковом и Люблином. Кто-то рассказал шляхте об этом случае в крайне невыгодном для меня свете. На месте драки были и другие – сотник
