Шара лежала в чем-то вроде обшитой тканью ванны, полукруглой, словно большая морская раковина. Она сделала три-четыре вдоха, прежде чем поняла, что находится внутри спасательной капсулы, рассчитанной на одного-двух человек. Тот, кто залезал в такую скорлупку, как правило, отдавал себе отчет в том, что вряд ли выйдет из нее живым. Клаустрофобия посреди неизмеримого простора – изуверское противоречие, которое повергало в безумие души покрепче, чем у нее. А поскольку она понятия не имела, как сюда попала, страх и отчаяние захлестнули ее с головой.
Рука рванулась к горлу, и прикосновение оказалось обжигающим, как кислота, – так раздражена была кожа между ключицами и кадыком. Взрывошейник исчез. Не обращая внимания на боль, Шара принялась лихорадочно ощупывать шею обеими руками. Карлик действительно снял ошейник.
Приподняв голову, она оглядела себя в холодном свете звезд. Вроде бы цела и невредима. Чувство времени она утратила и не знала, сколько пробыла в этой капсуле. Кто-то – Ольфур? – запихнул ее внутрь и вышвырнул в космос. Но зачем сперва спасать ее, чтобы тут же обречь на мучительную смерть? Она вспомнила Гимнию, ангар, «Кночи» и грузовик в соседнем доке. При всем желании она не могла вообразить, что должно было произойти, чтобы она оказалась посреди космоса совершенно одна, предоставленная самой себе и безжалостному равнодушию созвездий.
Мысли понеслись наперегонки, сплетая причудливую цепочку случайностей и происшествий. И в этой путанице все отчетливее проступала одна догадка: предательство. Вероятно, Кранит подговорил калеку отправить Шару в свободный полет, чтобы наконец избавиться от нее и завладеть «Кночи». Но при всем недоверии к оружейнику сомнение продолжало точить ее, потому что тогда гораздо проще было вовсе не снимать ошейник, прежде чем затолкать ее в капсулу.
Разум рисовал ей все новые и новые ужасы, перемешивая и перепутывая их, пока они не слились в один безумный кошмар, повергнув ее в состояние, которое она помнила по одиноким ночам на Нурденмарке: когда сам не знаешь – то ли бодрствуешь, то ли бредишь, то ли умираешь.
Закричав, она принялась колотить обеими руками по стеклу над головой, словно могла достучаться до звезд. Вид за несколько минут почти не изменился – капсула шла стабильным курсом. Словно есть какая-то разница: прилететь к смерти прямо или немного попетляв.
Она ощупала тьму вокруг и наткнулась на выключатель. Тусклый желтоватый свет залил нутро капсулы. Теперь она увидела примитивные приборы, пару кнопок и крошечный экранчик. Понажимала на клавиши – безрезультатно. Приборная панель не подавала признаков жизни. В гневе она топнула ногой, затем сделала пару глубоких вздохов, чтобы успокоиться.
Под правой рукой что-то мешалось – какой-то угловатый предмет. В первую секунду она подумала о бластере – милосердный дар, с помощью которого она сможет положить конец своему существованию раньше, чем сойдет с ума. Но это было не оружие. Это было нечто совершенно иное.
Она не успела подумать, для чего ей может пригодиться этот предмет, так как в динамиках вдруг затрещало, кнопки по мановению загадочной силы зажглись, а посреди монитора загорелась крошечная точка, распухла, распалась на оттенки – и вот уже перед ней мерцает человеческое лицо.
Губы Кранита шевелились, но кроме треска, ничего слышно не было. У Шары от облегчения ком встал в горле. Какое счастье – его увидеть! Он куда лучше этой чудовищной пустоты.
Капсулу тряхнуло, стальная обшивка заскрипела.
Шара подумала: ловчий луч. Подумала: «Кночи».
И увидела собор.
27
Когда давление выровнялось, дверь шлюза с шипением отворилась. Капсула висела снаружи на корпусе «Кночи», словно серебряное украшение, перевязанное вращающимися лентами красных сигнальных огней. Короткий рукав, протянувшийся от корабля к люку капсулы, удерживал ее в одном положении.
Вскоре Иница, Шара и Гланис уже карабкались по бывшей антигравшахте, цепляясь за перекладины лестницы. У контрабандистки из кармана куртки торчала шестиугольная металлическая булава. Она молча ворвалась в кабину, где Кранит уже освободил для нее кресло пилота. На лбу у него блестели капли пота. Даже Иница перевела дух только тогда, когда Шара ввела десятизначный код и неприметная лампочка на приборной панели сменила цвет с красного на желтый.
– Значит, не ложь, – констатировала Муза.
Шара вытерла потную ладонь и взялась за ручку штурвала. Кранит подготовил двигатели к экстренному старту, в глубине корабля на высоких оборотах гудели генераторы. Однако по-прежнему было не ясно, как выбраться из сутолоки кораблей вокруг станции, чтобы враги их не заметили.
Собор неподвижно парил в космосе неподалеку от Гимнии; он был раза в четыре больше самой станции, из открытого ангара которой по-прежнему струились корабли, с трудом уворачиваясь от обломков грузового корабля. Вот показался наружу и нос «Кавдора Терминуса». Пора было уносить ноги.
– Они обнаружат нас, как только мы вылетим из толпы, – мрачно сказала Иница.
Только в поле ее зрения находились дюжины две кораблей. Похоже, большинство из них, отойдя на безопасное расстояние, ждали, пока прояснится ситуация в ангаре: у многих, вероятно, на борту станции остались члены экипажа, которых они намеревались забрать, как только Гимния официально даст отбой.
– Нужно убираться, – сказала Шара, – и как можно скорее.
Иница засмотрелась на пирамидообразный силуэт собора. В бесчисленных статуях на откосах его стен отражался золотистый свет газовой планеты. Высоко вверху величественный лик Божественной Императрицы, казалось, был объят пламенем, ее огромные глаза горели.
– Наверняка они сейчас сканируют каждый корабль. Рано или поздно они нас обнаружат.
Кранит спихнул Музу с кресла помощника пилота, чтобы получить доступ к орудийной системе «Кночи».
– Хуже того: в любой момент они могут выслать перехватчики.
Под прикрытием здоровенного грузового судна Шара развернула «Кночи» и повела ее к газовой планете сквозь рой зависших в ожидании кораблей. При этом она старалась уйти как можно дальше не только от собора, но и от гильдейского крейсера, который как раз в эти секунды покинул ангар.
Вдалеке парило серо-серебристое кольцо гипершлюза, обрамленное огненным морем газового гиганта.
– Ты серьезно? – осведомился Кранит.
– У тебя есть предложение получше? – удерживая штурвал одной рукой, другой Шара извлекла из кармана шестиугольную булаву. – Вот это твой друг Ольфур положил мне в капсулу.
Муза, похоже, узнала неведомый предмет.
– Его шлюзовой ключ! Он им очень гордился.
– Я недооценивал этого маленького поганца, – сказал Кранит.
Муза просияла.
– Он был бы рад это услышать, тем более теперь, когда он умер, – ее улыбка померкла. – Или нет. Потому что он ведь умер.
Шара хотела воткнуть булаву в углубление на приборной панели, но увидела, что Кранит поселил туда свой кисет с жевательным табаком, и с бранью выволокла его наружу.
– Еще чего не хватало!
Отбросив кисет, она запихнула булаву в отверстие.
Ничего не произошло.
– Он сломан, – сказала Муза.
– Что?
– Ольфур выиграл его в карты. Он не совсем сломан, но грузится медленно. И к тому же…
Конец фразы потонул в чудовищных проклятиях, которые изрыгнул Кранит.
Гланис указал на кресло второго помощника пилота и
