– Избавь нас от Ольфуровых калечных фантазий.
– Сколько времени тебе понадобится? – спросил Гланис.
– Зависит от того…
– У тебя двадцать минут, – перебил Кранит. – Через двадцать минут возвращайся – в любом случае.
– Так точно, капитан. Двадцать минут.
– Я пилотирую этот корабль! – зарычала Шара. – И мы не будем принимать решений большинством голосов!
Но Муза уже развернулась и исчезла в шахте.
– Пусть сходит, – просительно проговорила Иница. – Если она что-нибудь выяснит, вы в крайнем случае сможете предложить эту информацию Сетембре. Может, она вас взамен отпустит.
Гланис вновь бросил на нее тот же самый взгляд, а Шара задумалась на мгновение и сказала:
– Мы об этом пожалеем.
– Может статься, – согласился Кранит. – Но если ведьмы разнесут нас в клочья, это уже не будет иметь никакого значения.
Вскоре из динамиков раздался голос Музы:
– Я уже в шлюзе.
– Большая часть скафандров в порядке, – сказала Шара.
– Мне не нужен скафандр.
– Она начинает меня пугать, – пробормотал Кранит.
– У меня не было такого намерения, – отозвалась Муза.
Поколебавшись, контрабандистка все-таки открыла шлюз.
– Я перевела его на ручное управление.
Она включила одну из камер ближе к выходу, но без прожектора монитор показывал лишь темноту разных оттенков.
– Удачи! – пожелала Иница.
– Спасибо, – поблагодарила Муза. – Это очень мило.
В динамиках что-то зашипело, а потом воцарилась тишина.
– Наверное, вышла наружу, – пробормотала Шара. – Я уже говорила, что мне все это не нравится?
Кранит напряженно вглядывался в монитор.
– Ясное дело. Тебе ничего не нравится, если это придумала не ты.
Шара хотела было возразить, но Иница указала на экран.
– Вон она.
Светлое пятно, в котором едва можно было распознать человеческий силуэт, скользнуло мимо камеры.
– Прожектор, – потребовал Кранит.
Шара покачала головой:
– Ни в коем случае.
– Перехватчики здесь уже побывали. Пока они вернутся, пройдет некоторое время.
Иница всматривалась в темноту, надеясь, что на фоне бреши Музу станет лучше видно.
– Она видит в темноте. Ей свет не нужен.
– Ей-то нет, – откликнулся Кранит, – а вот я не прочь узнать, чем она там занята, – он повернулся к Шаре: – Да и ты тоже, разве нет?
Нехотя согласившись, контрабандистка включила прожектор и отрегулировала его так, что темноту пронзил лишь узкий луч света. Через пару секунд в этот луч попала Муза.
Она парила в вакууме без скафандра и страховки. Цепляясь за одну из покосившихся стальных балок, она пробиралась по боковой стене расщелины. Длинные рыжие волосы поднялись и облаком окутали ее голову, но гораздо больше неудобств ей, похоже, причиняло платье. Подол задрался, обнажив сперва длинные ноги, затем бедра.
Гланис сказал с недрогнувшим лицом:
– Вдруг кто-то задавался вопросом, носят ли музы белье.
Платье мешало ей карабкаться вдоль стены, и она в конце концов решила от него избавиться. Словно в замедленной съемке, она расстегнула молнию и сбросила белую ткань движением, которое в условиях невесомости вполне можно было счесть элегантным. Скомкав платье, она затолкала его за ближайшую металлическую планку. Обнаженная, она продолжила путь, ловко перебирая руками по балке – рывок за рывком, – и становилась все меньше – хрупкая белая фигурка в хаосе разбитой, искореженной, острой как бритва стали.
Лоб Кранита прорезали складки.
– Я начинаю понимать, почему она нравилась Ольфуру.
Шара бросила на него испепеляющий взгляд.
– Она делает это намеренно. Красуется перед такими, как ты.
– Да я не об этом. Она смелая.
– Когда андроид выполняет свою программу – это никакая не смелость.
– А откуда вообще у Музы смелость, если ее создавали для того, чтобы позировать художникам? – задалась вопросом Иница.
– Да, странно, – согласился Кранит.
Шара почесала затылок.
– Думаешь, эти железяки могут научиться смелости?
Оружейник опять пожал плечами.
– Никто не программировал машины уничтожать человечество, правда? Они сами дошли до этой мысли.
Взгляд Шары скользнул по приборной панели.
– Давайте-ка запрем эту чертову дверь и оставим ее снаружи.
Иница хотела возмутиться, но тут Гланис сказал:
– Она возле робота. Надо же, добралась.
– Погоди, – Шара вновь выключила прожектор. – Если она правда видит в темноте, справится и так.
Прошло три-четыре минуты – они молча вглядывались во тьму за окном кабины. На краю расщелины происходило какое-то едва заметное шевеление, нарушавшее сумрачный покой тысячелетнего разгрома.
– У этой консервной банки есть кнопка перезагрузки? – наконец не выдержала Шара. – Как она его включит?
– Может, ей достаточно оказаться рядом, чтобы с ним связаться, – сказал Гланис.
– Как по радио, что ли? – недоверчиво уточнила Шара.
Иница поддержала Гланиса:
– Мы очень мало знаем о том, как машины были устроены и почему вообще так вышло, что они сумели поднять восстание.
На краю расщелины все замерло: больше никакого движения в смутно различимом переплетении кабелей и стальных балок.
И тут в темноте зажглись желтые огоньки.
– Это его глаза? – прошептала Шара.
– Просто какие-то датчики, – сказал Гланис.
– Ничего себе, у нее действительно получилось, – Кранит ухмыльнулся. – И она укладывается во время.
Огоньки погасли.
Поколебавшись, Шара снова включила прожектор. В его свете они увидели, как Муза пробирается среди обломков обратно к кораблю – ловко и легко, словно резвясь.
– Она как ребенок, – тихо проговорила Иница.
– Ага, просто прелесть.
Переместив луч прожектора ближе к выходу из расщелины, Шара вновь навела его на робота. Его положение изменилось – казалось, он уже не так безнадежно опутан проводами и проволокой. Вероятно, Муза освободила его, чтобы удобнее было к нему подобраться. Все его восемь конечностей по-прежнему выглядели как одна рука, приготовившаяся к броску – веер из стальных клинков, загнутых внутрь.
– Кто-то должен встретить ее у шлюза, – сказала Шара.
Иница вскочила, Гланис за ней. Они быстро слезли по перекладинам вниз.
Недалеко от шлюзовой переборки, в коридоре, стены которого отливали медью, Гланис остановил Иницу.
– Мы выберемся отсюда живыми и невредимыми.
Решимость в его взоре поразила ее, и она подивилась, как ему удается никогда не терять присутствие духа.
– Меньше всего это зависит от нас, разве нет?
– Только от нас и зависит, потому что эти двое наверху давно бы передрались, если бы не мы. А потом проломили бы друг другу черепушки.
Из динамика под потолком раздался голос Кранита:
– Как считаешь, он прав?
Иница закатила глаза:
– Ну есть же личное пространство!
– Не на этом корабле, золотко, – отозвалась контрабандистка.
Они поспешили дальше и вскоре добрались до шлюза. Шара уже впустила Музу на корабль. Заглянув в окошко, Иница увидела, что она стоит посреди барокамеры на четвереньках. Когда помещение заполнилось воздухом, Иница открыла переборку. Она хотела помочь Музе подняться на ноги, но остановилась, заметив кристаллы инея на ледяной коже девушки. Влага, выделившаяся из воздуха, превратилась в лед и тут же вновь растаяла, когда температура тела Музы сровнялась с температурой окружающей среды. Распущенные рыжие волосы свисали вниз, заслоняя ее лицо и кончиками касаясь пола. В руке она сжимала скомканное белое платье.
– Все в порядке? – спросила Иница.
– Все… в порядке.
Странное волнообразное движение пробежало по нагому телу девушки, словно она глубоко вздохнула. Затем Муза подняла голову. Ее глаза горели тем же ядовито-желтым светом, что и огоньки боевого робота.
Иница отшатнулась.
– В по… рядке, – повторила Муза и встала на ноги.
– Что там произошло?
Желтый отсвет потух. Одно мгновение – и глаза Музы снова сделались голубыми, как прежде.
– Я хорошо себя
