Выслушав мою речь, Храповицкий поклонился и, обреченно помотав головой, отправился восвояси.
– Эко ты его, государь… – задумчиво проговорил Вельяминов, – лях-то будто мешком ударенный ушел. Что делать прикажешь, к штурму готовиться или как?
– Лагерь устраивайте, а завтра начнем шанцы рыть. Покуда же готовьтесь к отражению вылазки: чует мое сердце, что-нибудь в таком духе пан Якуб устроит.
Когда я раздал все необходимые распоряжения, день уже клонился к закату. Я немного устал и проголодался. Верные слуги, как это обычно бывает, когда они особенно необходимы, разбежались по хозяйственным делам. Делать было нечего, и я отправился в шатер, подле входа в который продолжали стоять Федька с Мишкой в белых кафтанах.
– Помогите… – буркнул я, показывая на доспех.
Парни сорвались с места и, не без усилий справившись с завязками, стащили с меня наручи, кирасу и поножи. Дышать сразу стало легче… хотелось, правда, еще снять сапоги и улечься на нормальном ложе, а не на служившем мне обычно постелью старом нагольном тулупе.
– Спасибо, орлы, – поблагодарил я ребят, – что бы я без вас делал… Кстати, а чем это так пахнет?
– Так немки как пришли, так сразу за хозяйство взялись, – обстоятельно отвечал Панин, – постельничих погнали за водой да греть ее затем велели, а сами кашеварить принялись.
– Пахнет вкусно… – мечтательно добавил Мишка.
– А как же они холопами-то распоряжались, те ведь по-немецки – ни бельмеса, неужто немки русский знают? – насторожился я.
– Да где по-ляшски, а где и палкой объяснила, – подавил смешок Федор, – та, которая постарше – строгая!
– А дочка ее тихая и красивая, – неожиданно выдал Романов.
– И с чего ты взял, что это ее дочка? – поинтересовался я у рынды. – Анна сказывала, что сирота.
– Бедная, – только и смог сказать в ответ юный Романов.
Панин же на секунду задумался и, покачав головой, выдал:
– Может, и не дочка, но похожа на нее.
– Ладно, сейчас разберемся, – сказал я, отправляясь в шатер.
Неслышно подойдя к занавеске, делившей шатер надвое, я услышал разговор Анны с ее воспитанницей.
– Будь послушной и почтительной, – наставляла маркитантка девочку, – и все будет хорошо.
– Мне страшно, Анна.
– Чего ты боишься дурочка? Этого не миновать, а господин герцог добр и хорош собой, так что, считай, тебе повезло.
– Раньше ты говорила, что мне надо быть осторожной…
– Верно, девочка: видишь ли, я всегда боялась, что недогляжу и это с тобой силой проделает какой-нибудь негодяй. Поэтому и наставляла тебя, и просила быть осторожной.
– А мне показалось, что ему нравишься ты.
– Какая же ты глупая, Лизхен, – он же герцог, а я маркитантка.
– Я тоже маркитантка, и не такая красивая, как ты.
– Нет, моя милая, ты молоденькая, нетронутая, как свежий бутон, девушка. Нет такого мужчины, который устоял бы перед этим; жаль, что это бывает только один раз. Поверь мне, жизнь маркитантки совсем не сладкая, и если есть возможность избежать такой судьбы, то глупо ее терять…
Видит бог, я никогда не был ханжой, но, услышав, как Анна наставляет юную девочку на путь греха, невольно покраснел. Осторожно отступив от занавеси, я наткнулся на стоявший на полу кувшин и едва не упал, чертыхаясь:
– Что за черт понаставил тут всякой мерзости?!
– О, это вы, ваше величество!.. – выскочила Анна. – Не извольте гневаться, я сейчас все уберу.
– Да, это я. Послушай, Анхен: помнишь, ты говорила, что хочешь мужа и домик где-нибудь в тихом месте?
– Верно, ваше величество, а зачем вы спрашиваете?
– Не смотри на меня так, чертовка, я ведь женат. Просто мне интересно: Карл Гротте, по-твоему, мог бы стать хорошим мужем?
– Вот уж странный вопрос, из наемных рейтар редко выходят хорошие мужья. Впрочем, Карл – человек неглупый и бережливый. Если бы он позвал меня замуж, я бы, пожалуй, согласилась. Вот только вряд ли наших сбережений хватит на домик и безбедную жизнь.
– Ну, это-то как раз очень просто устроить. Я бы вполне мог подарить вам дом хоть в Москве, хоть в Мекленбурге. Мне нужны хорошие солдаты, а Карл – хороший солдат. Он бы служил и получал хорошее жалованье, а ты – вела дом и воспитывала его детей. Что скажешь?
– Вы умеете уговаривать, ваше величество, и, если бы дело зависело от меня, я бы согласилась не раздумывая, но я не знаю, что ответит вам Карл.
– А если представить так, что тебе удалось бежать назад в крепость?
– Пожалуй, мне бы поверили.
– Так, может, убежишь этой ночью?
– Это может быть довольно опасно, но если вы позаботитесь о Лизхен, то…
– Я позабочусь о ней, хотя, наверное, не так, как ты себе это представляешь.
– Что вы имеете в виду?
– Анна, ради всего святого, объясни мне – чему ты учишь эту бедную девочку, она ведь совсем еще ребенок!
– Не такой уж ребенок, чтобы надеяться на это как на защиту. Она достаточно взрослая, чтобы бояться мужчин, а в армии есть только один способ защититься от других – принадлежать одному. И лучше, если этот один будет командиром, а не простым рейтаром. Уж я это хорошо знаю!
– Пожалуй, ты меня убедила в том, что в этом есть разумное зерно, но повторяю – она ведь еще совсем ребенок…
– Вы в этом крепко уверены, герцог-странник? – лукаво спросила Анна и посмотрела на занавесь.
Я тоже перевел туда глаза и едва удержался, чтобы не присвистнуть. С головы девушки исчез уродливый чепец и открыл спадающие на плечи густые и длинные волосы цвета спелой пшеницы. Без замызганного передника и закрывающего плечи платка платье не казалось уже грубым и бесформенным, а под корсажем явно наличествовала грудь. Юбка, как это принято у маркитанток, была укорочена до середины икры, чтобы не запачкать подол. Однако вместо грубых солдатских сапог из-под нее выглядывали самые изящные ножки, какие только можно было себе вообразить. Но главное
