Сев за стол, государь разрешил садиться и всем присутствующим, а также велел подавать завтрак. Слуги тут же принесли всем сбитня и свежеиспеченного хлеба. А государю отдельно положили еще на серебряной миске яичницу. Тот немного удивился, но потом, видно что-то сообразив, улыбнулся и принялся за еду.
– Ребят-то покормили? – спросил царь, кивнув на стоящих у трона Мишку с Федькой.
– Покормили, батюшка, покормили, – успокоил его распоряжавшийся за столом Вельяминов, – а попостились бы – так ничего бы им, идолам, не сделалось. Давай лучше о деле поговорим.
– Давай о деле, – не стал перечить государь, – правда, мы вот собирались всю ночь ляхам спать не давать обстрелом, а что-то так и не собрались.
Ответом ему было недоуменное молчание. Наконец, первым сообразивший, в чем дело, Пушкарев со смешком сказал:
– Ну а что, дело житейское. Молодец девка, так уходила государя, что он и не слыхал, как мы всю ночь из пушек палили! Я вам давно говорил таковую для него завесть, куда как спокойнее бы служилось. Хорошо хоть сам нашел.
– Что, правда?.. – недоуменно спросил государь.
Ответом ему был сначала тихий, а затем все более громкий хохот его приближенных. Федька еще ни разу не видел царя смущенным, но, похоже, приключился как раз такой случай.
– Тише вы, жеребцы стоялые, – беззлобно ругнулся царь, а затем стал смеяться вместе со всеми.
– Да уж какие мы жеребцы, – сокрушенно вздохнул Анисим, вызвав новый приступ хохота, – мы так, все больше по стеночке.
Сообразивший, в чем дело Федька тоже было ухмыльнулся, а затем скосил глаза на товарища. Тот, как видно наученный службой в кремле, стоял не шелохнувшись как истукан. Когда смех стих, Вельяминов продолжил:
– Полк Гротте завтрева подойдет, так надобно решить, будем ли в осаде стоять или пойдем на Смоленск. Черкасский-то, я чаю, скоро там будет.
– А сам что думаешь?
– А что тут думать! Ну ее, эту Белую-то… без осадных пушек ее никак не взять, а ежели ждать, пока ляхи сдадутся, так простоим до морковкина заговенья. Лучше потом от Смоленска пошлем рать какую-нибудь для осады, а царю русскому тут немного чести стоять.
– А ты чего скажешь? – обратился государь к фон Гершову.
– Белая – действительно крепость небольшая, – немного ломаным языком отвечал тот, – однако она стоит на важном пути и взять ее необходимо. Надо, чтобы сюда прислали войско от Черкасского, или оставить тут в осаде полк Гротте или еще кого-нибудь. Но снимать осаду даже на время не следует. Два-три дня ничего не решат для нас, а к противнику может подойти сикурс[38].
– Ну ты, Кароль, прямо стратегом стал, – улыбнулся государь, – ладно, на том и порешим. Подождем Гротте, а там видно будет, может, еще и случится что.
После того как завтрак закончился, государь велел седлать коней и поехал с воеводами объезжать вражескую крепость, а Мишка с Федькой остались в лагере. Давешняя девушка несколько раз показывалась из шатра, занятая какими-то делами, но близко не подходила. Федька, рассмотревший ее при дневном свете, решил, что девка как девка. Красивая, конечно, этого не отнять, но бывают и лучше. А вот Мишка, кажется, опять впал в мечтательность.
– Федя… – протянул он, – а у тебя невеста есть?
– Ага, – беззаботно откликнулся тот, – дядька Ефим хочет, чтобы я на Фроське женился.
– А ты чего?
– А чего я? Пока служба, а там видно будет.
– А она красивая?
– Кто?
– Ну, Фроська?
– Не знаю… красивая, наверное, – задумался на минуту Панин, и неожиданно сам для себя добавил: – Да, красивая и любит меня.
– Почем знаешь?
– Не почем, знаю, и все!
– А красивей Лизы?
– Какой Лизы?
– Ну как какой… по мне, красивей ее и быть не может. У Вани всегда красивые женщины вокруг были. Он мне показывал еще, когда царем не был, Настю и Ксению. Они тоже красивые, но Лиза все равно красивее. Настю потом немчин зарезал, а Ксения не знаю куда делась.
– А ты чего царя Ваней зовешь?
– А он мне сам разрешил, давно, когда еще царем не был. Федя, а чего все смеялись поутру?
– А ты не понял?
– Нет, а ты?
– И я не понял, просто все смеялись, и я начал, а то подумают еще, что дурачок.
– Понятно… а правда Лиза красивая?
– Слушай, Миша, ты где всех этих девок красивых видел? Настю, Ксеню, Лизу?
– У Вани…
– А Ваня у нас кто?
– Известно кто, царь.
– Вот, стало быть, девки вокруг него чьи? Царские! Мне, дураку, Корнилий все толковал, а я додумать не мог. А вот на тебя посмотрел и понял.
– Чего понял?
– Ничего… напомни мне, как в Москве будем, чтобы я тебя в Стрелецкую слободу взял. Мне Корнилий показывал там одну вдову, не старую еще. Она, бывает, гадает, от хворостей всяких лечит, тем и живет. И от такой хворобы тоже средство знает, надо только денег чуток, вина сладкого сулею да пряников.
– А ты к ней ходил?
– Нет. А теперь пойду и тебя возьму!
– Федя, а ведь ворожба да гадание – грех!
Федька обернулся к приятелю и, посмотрев на его простодушное лицо, расплылся в улыбке: «Еще какой!..»
На второй день после прихода полка Гротте в наш лагерь вернулся Лермонт. Как оказалось, пройдя с Анной почти до самой крепости,
