– Как только проведем успешные тренировки на тренажере. В железе у вас получается уже неплохо, аквароуты вы тоже освоили.
– А с выбросом за борт как? – напомнил Брейн. – Мы на этой посудине ни разу не пробовали.
– Зато на той пробовали. И вели себя вполне уверенно и активно, чуть экспериментальные объекты не перестреляли. Как вспомню, жарко становится, – повел плечами Корсак. – Тут имеется эвакуационная ниша. Сел в нее, ножки поджал и дави на кнопочку. Через пару секунд тебя вбросит в самую безопасную точку кильватерного потока.
– А насчет информационной базы, сэр? Мы же, посчитай, голые, – напомнил Ружон.
– Я обо всем помню, времени на обучение будет предостаточно, и материал имеется самый лучший – сжатый и по делу. Я ведь этой воды всякой не люблю, я всегда за конкретику. Ну все, пойдемте, я вас на тренажере погоняю.
– Так он же в админкорпусе?.. – сказал Брейн.
– Нет, здесь, в инструменталке. Я велел его сюда переустановить. Так что пойдемте, хочу посмотреть, как у вас стрелять получается.
Брейн ожидал, что сегодня занятия пройдут по упрощенной схеме – все же они с Ружоном уже выпускники, однако пришлось попотеть. Из оставшегося учебного времени Корсак старался выжать все, поэтому вместо обеда они сразу попали на ужин.
В столовой Брейна ждала доктор Нильсен, и потом они вместе пошли к нему. Шли молча, вдыхая остывающий вечерний воздух. Как оказалось, Саманта пришла попрощаться.
– Сегодня у нас будет последнее свидание. Я знаю, что ты на днях уедешь, поэтому взяла бессрочное дежурство. Буду сидеть на работе, чтобы о тебе не думать.
– Ну, я тоже буду занят, так что не скучать будем одновременно, – попытался пошутить Брейн, но вышло как-то не смешно.
Саманта ушла под утро, когда Брейн еще спал. И как всегда, заправила свою половину постели.
По звонку будильника – резкого, как сигнал тревоги, – он вскочил и, забравшись в душ, принялся поливать себя холодной водой, однако не настолько холодной, как ему хотелось. По дороге от озера вода в длинной магистрали успевала нагреваться, поэтому той свежести, на которую рассчитывал, Брейн не получил.
«Ну и ладно, – подумал он. – Взбодрюсь в вакуумной камере».
– Сколько? – переспросил Корсак, когда Брейн в этот раз сделал заявку.
– Тридцать секунд.
– Ты чего, дружок? У нас операция на носу!..
– Сэр, вы сами говорили – если уверен, делай. Я уверен. Не доверяете – смотрите показатели.
– И… и посмотрю, – сказал майор и, проследив, чтобы Брейн положил руки на контактные съемники, получил девяносто шесть процентов, хотя хватило бы и восьмидесяти пяти.
– Ну? – спросил Брейн.
– Все в порядке, становись на платформу, – сказал майор, стараясь сдержать свои эмоции.
В конце концов, в рамках этой опасной и странной практики Брейн действительно следовал его постоянным советам и наставлениям, и если майор Корсак сам сейчас сомневался в их правильности, какой тогда смысл во всех его операциях, заслугах, авторитете?
Вакуум «четырех единиц» – вот он, за стенкой, тут авторитет не поможет. Тут либо ты прав, либо нужно сейчас признаться Брейну, что бравировал, создавал ореол собственной исключительности. Но ведь создавал? Ну, самую малость.
И увидев на панели сообщение о готовности, майор включил подачу – платформа поползла в камеру, пока под защитным колпаком.
Чего дались майору эти секунды, он не хотел бы никому рассказывать, но когда платформа вернулась, он увидел стоявшего на ней Брейна, пожалуй, только более бледного, чем обычно после камеры.
Брейн стоял спиной к майору и казался каким-то изваянием, от него как будто не исходило никаких импульсов, и Корсак испугался. Но вот его подопечный шевельнулся и, развернувшись, слегка замедленным шагом двинулся к скамье, на которой он обычно отдыхал после процедуры.
– Ты в порядке? – спросил Корсак. Ему не нравилось, как выглядел Брейн.
– Ты в порядке?!! – повторил он, и Брейн в ответ только кивнул. – Но ты не дышишь! Ты дыши! Дыши, теперь можно!..
Брейн поднял большой палец вверх – дескать, все нормально, но по-прежнему смотрел в пол и не дышал.
Майор решил подождать, и через полторы минуты у Брейна наладилось дыхание, а потом он как обычно стал кашлять, но сильнее, чем в прошлый раз. А когда приступ прошел, Брейн наконец сделал полный вдох и сказал:
– Простудился, кажется. Но операции это не помешает – задание будет выполнено.
– Откуда ты знаешь?
– Оттуда, – указал Брейн в сторону вакуумной камеры.
– И кто тебе там это сказал? – осторожно поинтересовался Корсак, невольно поглядев сквозь витрину толстого стекла.
– Я не знаю.
90
Сегодня был последний день перед отлетом. Брейн это знал, хотя Корсак и не говорил им с Ружоном час отбытия, но пока они проходили медосмотр у какого-то врача-мужчины, присутствовавший тут же майор то и дело говорил с кем-то по диспикеру, утрясая последние детали.
После трех часов исследований со множеством датчиков на теле медик получил целую простыню с распечатками их показателей, но Брейну с Ружоном результаты медтестов не показал – их видел только Корсак.
Потом они пошли на обед, а после обеда Корсак сказал, что пора собираться.
– Но никаких личных вещей не брать. Понятно?
– Чего тогда собирать? – спросил Брейн.
– Поезжайте к ангару, там техник приготовил для вас оборудование и оснастку. Примите, проверьте, подпишите ему акт передачи. Все как обычно, процедура вам знакомая.
Брейн с Ружоном так и сделали и на предоставленном в их распоряжение электрокаре поехали по знакомой дороге и накатанной в объезд колее, хотя там, где раньше была раскисшая колея, теперь просохло.
– Даже жаль расставаться с этим местом, – заметил Ружон, когда они вдоль озера выезжали к ангару.
Брейн огляделся и вздохнул. Воздух был хороший, почти лесной. И озеро красивое, но уезжать ему было не жаль, потому что это был не отъезд из Дома отдыха, а отправка на задание. Поэтому он уже был внутренне собран и концентрировался все более, чтобы в момент высадки оказаться на пике физической формы.
