В устах Ермолая недавняя история Кирилла прозвучала несколько фривольно, драма приобрела оттенок комедии, но при этом рыжий ухитрился не исказить ни единого факта.
– Пожалуй, ты мне нравишься, – усмехнулся Кирилл, выдержав короткую паузу.
– А вот я о тебе ещё не составил мнения, – честно ответил Машина. – Зачем явился?
– Знакомиться.
– И всё?
– Нужны патроны.
– Вот это уже разговор, – оживился Ермолай. – Что за оружие?
– Вот, – Кирилл открыл рюкзак и с гордостью продемонстрировал рыжему «РШ‐12».
– Достойно, – оценил тот.
– Спасибо.
– Ты-то здесь при чем? Ты его не делал, – хихикнул Машина. – Я выразил уважение мастеру. Заочно.
– Ты можешь не язвить? – возмутился Амон.
– Ещё не пробовал. – Ермолай взвесил револьвер в руке. – Не тяжеловат?
– Для меня – в самый раз.
– Крепкая рука.
– На этот раз ты мне?
– Ой, какие мы обидчивые, – вновь хихикнул рыжий. – Тебе, тебе. Ты знаешь, что за надпись на оружии?
– Пока не выяснял, – не стал врать Амон.
– Гравировка означает, что парень, у которого ты забрал пушку, был членом старинного и весьма уважаемого братства «Mortem Monstrum».
– Истребители чудовищ?
– Слышал о них?
– Догадался по названию.
– Рассказать подробности?
– Это долгая история?
– Достаточно долгая, – подтвердил Покрышкин.
– Тогда давай начнём с патронов, – предложил Кирилл. – Сделаешь?
– Их изготовление не сложнее релятивистской механики.
– Какой?
– Не бери в голову, – махнул рукой Машина. – Пойдём.
И он проводил гостя в комнату напротив гостиной, напоминающую одновременно кабинет колдуна, слесарную мастерскую и алхимическую лабораторию. Во всяком случае, именно так Амон представил бы себе их смешение. Вдоль стен – шкафы, рабочие столы, стеллажи, пара станков и высокая, до потолка, картотека с выдвижными ящиками. На одних столах разбросаны бумаги, тетради и раскрытые книги; на других установлены конструкции из меди и стекла, реторты, тигли… как по отдельности, так и связанные в странного вида устройства, предназначенные для смешения и разложения элементов; на третьих рассыпаны вещества, рядом с которыми ждут своего часа точнейшие весы. Книги в кожаных переплётах, ноутбук, атласы… Множество склянок с порошками, жидкостями и даже газом… верстак, три станка, инструменты…
Воняло, как в аптеке, в которой решили отремонтировать дизельный двигатель.
Но при этом не было ощущения беспорядка. В мастерской Покрышкина царствовал классический творческий бардак, и хозяин чётко знал, что где лежит.
– На кого нужны патроны? – осведомился Машина, подходя к одному из рабочих столов.
– А на кого есть? – попытался пошутить Кирилл.
Но пошутить не получилось.
– На всех, – серьёзно ответил рыжий. – Врать не буду, отражённых можно убить и обычными пулями: бронебойными или разрывными, но есть множество существ, которым нужны особые боеприпасы.
– Магические?
– Необязательно. Всем грешникам и большинству существ плохо от серебра. Кому-то больше, кому-то меньше, но плохо всем. Если собираешься на волколаков, нужны разрывные пули с повышенным содержанием серебра – им хватит, но вот яомо, хоть и оборотни, серебро «держат» гораздо лучше вервольфов и волколаков, им нужно стрелять точно в голову.
– Голова для них больное место?
– Для всего Отражения, – подтвердил Машина. – Отсечение головы почти всегда приводит к смерти объекта. Но до вражеской головы ещё надо добраться.
– Согласен… – Кирилл помолчал. – Что ещё гарантирует смерть монстра?
– Вижу, ты любознательный.
– Вдруг у меня не окажется патронов?
– Самые верные способы: отрубить голову или сжечь. А лучше: отрубить голову и сжечь. Во всех остальных случаях возможны варианты.
– Прекрасно.
– Я знал, что тебе понравится.
– Какими патронами убивают Древних?
– Никакими.
– То есть?
– Таких патронов не существует.
– Даже у Братства? – Кирилл кивнул на гравировку «MORTEM MONSTRUM».
– Даже у них, – подтвердил Машина.
– А если я скажу, что стрелял в Древнего, ранил его, а потом убил?
– Если ты так скажешь, я отвечу, что ты каким-то образом усилил те патроны, которые у тебя были. Ты сам, – медленно ответил Ермолай. – И добавлю: никому больше об этом не рассказывай. Шаба никто не любил, но это не значит, что у принципалов или баалов не возникнет к тебе вопросов. Мало кому понравится, что по его городу разгуливает парень, способный завалить Древнего.
– Это круто?
– Это высшая лига, качок.
– Давай ты будешь называть меня Кириллом? – предложил Амон.
– Давай, – легко согласился рыжий. – Я как раз ломал голову, как тебя называть, чтобы не обидеть.
– Голову ломай над релятивистской механикой.
– То, что я о ней уже знаю, вы начнёте осваивать через семьдесят семь лет.
Переделать его было решительно невозможно.
Зверь, сидящий внутри Кирилла, негромко рыкнул и проворчал, что для начала нахалу нужно выбить пару клыков. Потом добавил, что в хорошей стае нужен хороший инженер. Потом заткнулся. Наверное, задремал.
Кирилл понимал, откуда взялось раздражение, но в то же самое время не чувствовал по отношению к Ермолаю злости. Да, он дерзок, но в разговоре Авадонна обронил, что у Машины «сложное прошлое», и Кирилл понял, что ему предлагается попытаться стать другом взрослому, сложившемуся человеку. Или развернуться и уйти.
– Может, сходим куда-нибудь? – предложил он, глядя, как Покрышкин выставляет в ряд гильзы. – Выпьем.
– Ты алкоголик? – осведомился тот, не отрываясь от работы.
– Иногда люблю накатить, – объяснил Амон.
– Накати моего яблочного.
– В отличие от тебя, я недавно в Отражении, и мне всё любопытно.
Некоторое время Ермолай размышлял, продолжая работать над патронами, потом сказал:
– Я знаю неподалеку интересное местечко, – отошёл к шкафу с химическими веществами и добавил: – Но сначала закончим с боеприпасами.
* * *Перевоплощение…
Умение стать другим не только внешне, но и внутренне. Скопировать человека и «жить» так, как прожил бы он: принимать решения, которые принял бы он, совершать те же подвиги и ошибки.
Перевоплощение…
Величайший дар, доступный лишь гениальным актёрам, людям без лица, без личности, зато с потрясающим умением становиться другим. Талант, возведённый в превосходную степень, колдовство без колдовства, потому что магия перевоплощения идёт изнутри, а не снаружи. Можно накинуть на себя чужую личину, но нельзя надеть чужую личность – только вжиться. Вот почему в Отражении славилась театральная династия Очига – они могли сыграть кого угодно: великих баалов и легендарных принципалов, богов, Божественных, ведьм и обыкновенных людей, и даже – Древних. Элизабет часто посещала их спектакли и оставалась довольна увиденным.
Потому что Очига досконально овладели искусством перевоплощения.
Им рукоплескал мир.
Они наслаждались славой.
И однажды приняли предложение самого известного театра Отражения…
* * *Ночью Татум спала плохо: долго ворочалась, вспоминая каждый взгляд, каждый жест и каждую интонацию короткого, но эмоционального разговора с Бри. Однажды заплакала, уткнувшись в подушку, затем вскочила, охваченная дикой яростью, хотела броситься в подвал и бить, бить проклятую Бри до тех пор, пока та не превратится в визжащий от ужаса кусок мяса.
Окровавленного мяса.
Но представив девушку избитой, Татум громко разрыдалась, с нежностью повторяя про себя имя любимой.
Под утро всё-таки забылась, разметавшись на кровати, но спокойным её сон назвать было нельзя: Татум ворочалась, стонала и снова плакала. Поднялась по будильнику, с больной головой и в отвратительном расположении духа. Хотела кого-нибудь убить, но дел накопилось много, и решила отложить кровопускание до вечера.
Тот факт, что Бри находится рядом, но игнорирует её порывы, терзал раскалёнными щипцами, и в результате генеральную репетицию
