– В общем, тебя нужно спрятать, – продолжил Кирилл. – А мы пока оглядимся и определим, насколько сильно ты влип.
– Я сильно влип.
– Как ты правильно сказал: никто не хочет откровенно вступаться за Сердцееда, – буркнул Амон. – Попробуем сыграть на этом.
– А если не получится?
– Если не получится – придумаем что-нибудь ещё.
– Спасибо, – тихо сказал Ольгин.
– Пока не за что.
Лифт отчего-то не ехал, но паузы в разговоре не возникло – гигант продолжил уточнять:
– Долго мне прятаться?
– Долго ты там не просидишь, – лаконично ответил Кирилл.
– Звучит не очень хорошо, – насторожился Ольгин.
– А в реальности получится ещё хуже, – пообещал Амон. – Тебе будет больно.
– Куда ты меня ведёшь?
Но ответить Кирилл не успел: лифт приехал, дверца открылась, и Ольгин изумлённо замер, уставившись на черноволосого парня в оливковой униформе.
– Вызывали?
– В первый раз я тоже удивился, – хмыкнул Кирилл, подталкивая тёмного в кабину.
– Доброй ночи, господин Амон, рад вас видеть.
– Доброй ночи, Аристотель.
– Обзавелись новым другом?
– Скорее, новой проблемой.
– Часто это равнозначные понятия.
Лифтёр закрыл дверь, и кабина плавно поехала вниз. – Он не нажал на кнопку этажа, – заметил Ольгин. – Невежливо говорить о присутствующем собеседнике в третьем лице, – заметил в ответ Аристотель.
– Правда? – притворно изумился здоровяк.
– Правда, – бесстрастно подтвердил Кирилл. – Невежливо.
Несколько секунд мужчины молчали, после чего Ольгин осторожно спросил:
– То есть ты знаешь, куда мы едем?
– Разумеется.
Короткий вопрос – короткий ответ, и на этом – всё. Ольгин рассчитывал, что Амон добавит подробностей, а когда понял, что этого не произойдёт, уточнил:
– То, куда мы едем, находится в нашей реальности? – Смотря что ты подразумеваешь под реальностью, – серьёзно ответил Кирилл. – Мы ведь в Отражении.
– Мы всегда в Отражении. Оно – часть Вселенной.
– Тогда почему ты беспокоишься о реальности?
– Не хочется покидать этот мир.
– Даже чтобы выжить?
Кабина остановилась.
– Всего хорошего, господин Амон, – произнёс лифтёр, открывая дверь.
– Увидимся, Аристотель.
– Не сомневаюсь.
Дверца закрылась и тут же исчезла, Ольгин вопросительно посмотрел на Кирилла, а тот пожал плечами:
– Обратно мы сами.
– В смысле?
– Другой дорогой.
– А «обратно» точно будет?
– Обязательно.
– Ты так и не сказал, куда мы направляемся.
– В Серебряный погреб, – коротко сообщил Амон.
– Он существует?! – изумился Ольгин. – Я думал, это миф.
А как ещё относиться к историям об убежище, стены которого сложены из непроницаемого для ведьм серебра? Об убежище, которое постоянно меняет местонахождение, а его хозяйка общается с миром исключительно по телефону.
– Погреб – единственное место, где ты можешь укрыться, – скупо поведал Амон.
Несколько секунд Ольгин молчал, только теперь осознав, что означало предупреждение Кирилла: «Будет очень больно», а затем глухо сказал:
– Я вытерплю.
– Придётся вытерпеть, – жёстко закончил Амон.
Они прошли по выложенному тёмным кирпичом коридору, свернули в боковое ответвление – здесь Кириллу пришлось включить фонарик, – прошли ещё с полсотни метров и оказались у тяжёлой деревянной двери, отворившейся с таким скрипом, словно путники подняли крышку древнего гроба. К удивлению Ольгина, за дверью он увидел не коридор или помещение, а винтовую лестницу, которая повела их ещё глубже.
– Хозяйка Погреба даёт стопроцентную гарантию безопасности и требует от новых клиентов рекомендации, – объяснил Кирилл, начиная спускаться по крутым ступеням. – Нам повезло, что Машина давно с ней дружит.
– Но теперь я знаю дорогу, – заметил Ольгин. – И могу о ней кому-нибудь рассказать.
– Ты знаешь сегодняшнюю дорогу, – уточнил Амон. – Более того – дорогу, проложенную специально для нас. Другие клиенты пойдут другим путём.
– Ты уверен?
– Абсолютно.
Минут через пять лестница закончилась, и путники оказались на небольшой площадке, тускло освещённой пыльной лампочкой, висящей на голом проводе перед очень красивой резной дверью светлого металла.
– Не прикасайся, – предупредил Амон.
– Хорошо, – кивнул Ольгин, замерев на последней ступеньке.
Дверь была сделана из серебра, и ему следовало держаться от неё подальше. Кирилл же спокойно надавил на ручку, заглянул внутрь и негромко позвал:
– Мария Фёдоровна.
– Явился? – послышался в ответ старческий голос.
– Куда же я денусь? – рассмеялся Амон. – Привет вам от Ермолая.
– Да поняла я, кто ты, поняла…
Из погреба донеслось подозрительное шуршание, то есть это Ольгин счёл его подозрительным, поскольку рядом с таким количеством серебра его чувства болезненно обострились, затем дверь распахнулась, и в проёме появилась высокая старуха в строгом чёрном платье старинного кроя с юбкой в пол. Длинные седые волосы хозяйки были заколоты серебряным гребнем, из ушей свисали серебряные серьги, на груди – устроилось тяжёлое ожерелье, на руках браслеты, на пальцах кольца – тоже серебряные.
Старуха недружелюбно оглядела гостей и осведомилась:
– Кто из вас Кирилл?
– Тот, кто не боится серебра.
– Неправильный ответ, мальчик, – проскрипела в ответ хозяйка Погреба. – Кирилл из вас тот, у кого в кармане мешочек с золотом.
Амон усмехнулся и протянул старухе кожаный кошель:
– Как договаривались.
– Сколько? – дёрнулся Ольгин.
– Не твоё дело.
Здоровяк покачал головой:
– Не люблю быть обязанным.
– Об этом надо было думать раньше, – усмехнулся Амон. – Теперь молчи.
Старуха потрясла мешочек, внимательно прислушиваясь к звону, улыбнулась, видимо, звук её удовлетворил, облизнула губы и бросила Ольгину серую тряпку:
– Надень поверх… себя. И на голову накинь.
– Зачем? – не понял гигант.
– Поможет.
– Делай, как велят, – добавил Кирилл. И демонстративно посмотрел на часы.
Первородный поморщился, но послушно развернул тряпку, оказавшуюся такой дырявой, что походила на сеть, и накинул на плечи.
– Так сойдёт?
Ответа не последовало.
– Внутри клетка, так что ты не вырвешься, голубок, – сказала старуха, глядя Ольгину в глаза. – Я за тобой присмотрю, когда станет совсем плохо – помогу. Но сколько ты выдержишь – не знаю, тут у всех по-разному.
– Я постараюсь побыстрее, – негромко произнёс Амон.
Ольгин не ответил.
Он закусил губу и медленно вошёл в Погреб.
* * *Полицию на Преображенское кладбище никто не вызвал. Потому что делать ей там было нечего. Своего мёртвого истребители забрали, Ольгин сбежал, выстрелов никто не слышал – спасибо глушителям, заметных повреждений кладбищенской собственности не случилось, и потому, когда Ксана явилась в скорбное место, то окунулась в сообразную тишину и прохладу, и течение жизни печального места не обезобразили деловые полицейские мероприятия.
Пять утра. Деревья едва слышно шуршат, полной грудью вдыхая утренний ветерок, светло, как днём, но пусто – люди ещё спят, им ещё нет дела до мёртвых. Надгробные камни замерли, недовольные ранним визитом, окна мастерских темны, из-за ограды доносится шум просыпающегося города, но ещё приглушённый, невнятный и не беспокойный.
Но для целей Ксаны отсутствие людей было на руку – для поисков ей требовалось изучить Ольгина, «поймать» его образ, а объясняться со сторожами не хотелось.
Сначала ведьма побывала в убогой сторожке, где сын Великого Полнолуния коротал скучные дни, посидела в продавленном кресле, налила воды в железную кружку, сделала глоток, представляя, как пьёт из неё гигант – жадно, большими глотками, посмотрела на упаковки лапши быстрого приготовления, на грязный чайник, покачала головой, вздохнула, вышла и направилась к известной всему Отражению могиле пятнадцатилетней девочки, зверски убитой дьяком-меченосцем Лавричем. Осмотрелась, оглядела фотографию, отметив прелесть несчастной Ольги, но приближаться к могиле не стала, проявила уважение к труду Мастера Скорбных Дел, избавившего ребёнка
