– Для счастья? – тихим эхом перебила Иннокентия девушка.
И увидела очень грустную улыбку. Даже удивительно, как её, такую искреннюю и печальную, смог передать нахлобучник. А он смог, потому что ответ шёл из души Иннокентия.
– Для счастья мне нужно, чтобы ты бродила рядом со мной, – ответил Кросс, отворачиваясь. Помолчал и закончил: – Я застрял, Ленка, я крепко застрял меж двух миров.
Несколько секунд Порча смотрела на Иннокентия, затем вытерла слезу и твёрдым голосом спросила:
– Как я могу тебе помочь?
* * *Закат – это не только неотвратимое событие, но и символ смерти.
А иногда – сама смерть…
И именно на закате к небольшому, прекрасно отреставрированному особняку по Крылатской улице подошёл одинокий мужчина. Участок земли глубоко вдавался в заказник, и благодаря этому обстоятельству, а также высокой ограде дом был не виден с дороги, но мужчина точно знал, что прибыл по назначению.
И ещё знал, что надолго в особняке не задержится.
Первым погиб охранник у ворот – в таких случаях им везёт меньше всех. Охранник поинтересовался, кто и к кому пришёл, и мужчина убил его, полностью скопировав действия Сапёра: выстрелил через запертую калитку, на голос. И с тем же успехом: мозги разлетелись в стороны, охранник рухнул на землю. Звук выстрела поглотил глушитель, и находящиеся в доме истребители о появлении врага не узнали.
К тому же они были заняты.
Истребители собрались на поляне позади особняка, плотно окружили металлический столб, к которому приковали Ольгина, и занимались местью. Или развлечением. В общем, развлекались местью: по очереди вспоминали самые неприятные пытки и тут же применяли их, под вопли:
– Помни о Коротышке, скотина!
– Помни о нашем друге, гад!
– Готовься к долгой ночи!
– Ты будешь мучаться!
И Ольгин мучился: от боли, которую причиняли инструментами и огнём, от серебряных цепей, которыми его приковали к пыточному столбу, от бессилия и бессильной злобы. Первое время он стискивал зубы, не желая показывать истребителям слабость, но вскоре боль стала настолько нестерпимой, что Первородный перестал сдерживаться и с тех пор кричал, не умолкая. Кричал, стонал, ругался, плакал, призывал все возможные кары на головы мучителей, проклинал их… Проклинал изо всех сил, терял сознание, а когда открывал глаза, удивлялся, что не умер. Снова шептал проклятия, и в какой-то момент…
Сначала он решил, что ошибся. Потом – что бредит, или видит сон, или начались галлюцинации, потому что этого быть не могло.
Не могло, но случилось – спасение.
Голова одного из мучителей лопнула от разорвавшейся внутри пули. Другой закричал, пытаясь зажать рукой появившуюся на шее рану, третьего бросило в сторону, а в его груди образовалась дыра, четвёртый завизжал, разглядывая отрубленную руку…
Мачете мужчина прихватил у охранника, рассудив, что истребителей может оказаться больше, чем зарядов в пистолете, и на заднем дворе убедился, что поступил здраво. Их было не меньше десятка: опытных, хорошо подготовленных бойцов, но сегодня их выучка не имела значения – противостоять нагрянувшему врагу они не могли. Никак не могли.
Не сегодня.
К тому же мужчина сполна использовал эффект неожиданности: выхватил мачете и молча врезался в толпу, убив трёх членов Братства до того, как прочие истребители поняли, что оказались под ударом. Затем открыл огонь, аккуратно укладывая тяжёлые пули точно в цель: в голову, в грудь… И при этом продолжал рубить, демонстрируя великолепную технику рукопашного боя, потрясающую точность и умопомрачительную скорость.
Мужчина двигался так быстро, что обычный наблюдатель мог рассмотреть лишь последствия – валящихся на землю истребителей, но около последнего врага мужчина специально остановился. Но решил дать ему не шанс, а слово. Последнее слово.
И Сапёр понял убийцу правильно: не стал обвинять в том, что тот помогает монстру, не стал ругаться или умолять о пощаде. Сапёр посмотрел на мёртвых и умирающих друзей, на истерзанного Ольгина, на пистолет, который он не успеет выхватить, и усмехнулся:
– Я не знал, что встаю на твоём пути.
– Все ошибаются, – кивнул мужчина и ловким ударом срезал истребителю голову.
* * *– Ксана, дорогая, тебя уже обрадовали? – Гаап выглядел великолепно: облачённый в элегантный смокинг, чёрную сорочку и чёрный галстук, он был настоящим чёрным принцем, а точнее, учитывая обстоятельства – чёрным королём. И пребывал в превосходном расположении духа. – Тебе рассказали?
– Что случилось? – подняла брови ведьма. И тут же, словно опомнившись, склонилась в поклоне: – Приветствую вас, баал.
Требовалось продемонстрировать уважение, поскольку в холле «Гастрономического оргазма» болталось несколько гостей – дымили сигарами и трубками.
– Пойдём… – Ястребиный повлёк женщину к дверям в обеденный зал, но задержался в небольшой нише, а его телохранитель приглядывал, чтобы к собеседникам никто не приблизился. – Эти идиоты из Братства ухитрились исправиться и поймали Ольгина. Правда, для этого они разнесли Серебряный Погреб, но я не в обиде – старуха слишком кичилась своим нейтралитетом и позволяла себе игнорировать мои приказы. Рано или поздно она всё равно угодила бы под Трибунал.
– Жаль, что я не успела, – обронила Ксана. – Ольгин мёртв?
– Сапёр забрал его в особняк Братства, сказал, что хочет расплатиться за Коротышку, и я не стал отказывать, – усмехнулся Гаап. – Пусть развлекается.
Пусть мучают, убивают, насилуют… сейчас – грешников, но возникшие наклонности трудно унять, и скоро, очень скоро, многим истребителям станет абсолютно безразлично, кого пытать: Первородных, органиков или Божественных. Появится привычка… и появится болезненная тяга к греху. Обязательно появится.
– Ты прекрасно выглядишь, – произнёс Ястребиный, оглядывая ведьму, как лошадь перед скачкой. – Немного официозно, но в принципе – сойдёт. Чёрный лиф под белой блузкой ему понравится…
И Ксана почувствовала отвращение. Она догадалась, какое предложение последует дальше, и едва сдержалась, чтобы не нагрубить, не отказаться… Хотя до сих пор и не грубила, и не отказывалась – послушно исполняла все распоряжения баала, какими бы мерзкими они ни были, и даже заставляла себя получать от них удовольствие. Но сегодня всё изменилось: разговор с Иннокентием, встреча с Кириллом и «посылка» Машины заставили ведьму почувствовать отвращение: к тому, что ей приходилось делать, к словам Гаапа, к самому Гаапу и к себе – слабой и глупой.
И ещё она почувствовала, что из-под отвращения постепенно появляется ненависть. Очень напоминающая то лютое чувство, которое она испытала, узнав об измене Бориса.
– Кому я должна понравиться? – очаровательно улыбнулась Ксана.
– Дьяк-проклинатель Стоцкий как раз о тебе спрашивал.
Сегодня «Гастрономический оргазм» был закрыт для простых смертных – на грандиозный ужин, и высокие гости уже расположились за изысканно сервированными столиками. Расположились вперемешку: грешные вассалы Гаапа и органики молодого Авдея, колдуны и волшебники, ворожеи и ведьмы, оборотни
