— Поверить не могу, что он не устраивает из-за этого скандал, — бормочу я.
Терон, проверяющий рядом, как затянуты подпруги у его лошади, бросает на меня сочувственный взгляд.
— Он извлечет выгоду даже из создавшейся ситуации.
— Очень по-корделлиански.
Терон морщится, но не возражает, а я — не извиняюсь. Словно почувствовав, что разговор идет о нем, Ноум подходит к нам, заложив руки за спину.
— На Фении вас будет ждать один из моих кораблей.
— Какое великодушие, — отзываюсь я.
Ноум наклоняется ко мне:
— Не забывайте, о чем мы говорили, королева. Условия вашего возвращения неизменны.
«Принеси мне ключи, или я закончу глупую возню с Винтером».
Ярость сжигает меня изнутри, поднимаясь к горлу, но я молчу. Не пристало королеве пускаться в пререкания. Ноум разворачивается и уходит к своему каравану, снаряженному в Гаос: он хочет лично осмотреть грот с дверью к магическому источнику.
Я сажусь на лошадь, и ко мне приближается Генерал.
— Мы обо всем позаботимся. Вам будут докладывать о любых изменениях, — говорит он.
Я моргаю. Приказы, обязательства, гордость — вот теперешняя суть Генерала.
Порыв ветра вплетает в мои распущенные локоны кружево снежинок. Я пытаюсь удержать на губах улыбку, но чем дольше Генерал говорит о моем путешествии, тем труднее мне сохранять решимость и хладнокровие. Я вновь превратилась в маленькую послушную королеву. Я буду идеально спокойна и бесстрастна — буду той, кем гордится Генерал.
— Понимаю, почему вы так поступили, — тихо произношу я, прерывая поток его слов о новых рудниках, которые откроют в мое отсутствие. — Понимаю, почему вы скрыли все от Мэзера и от меня и почему все сейчас перевернулось с ног на голову. Но есть то, чего я не понимаю. Почему вам настолько претит то, какой я была? Почему, зная, как сильно я нуждалась в вашей любви, вы отказывали мне в ней? Потому что считали меня виноватой? — Я умолкаю. — Может, я и была виновата. Знаю, что принесла вам кучу проблем, но, клянусь вам… я постараюсь быть достойной королевой.
Генерал каменеет, его лицо становится бледным — он похож на ожившую статую.
— Ты ни в чем не виновата.
Я жду. Вдруг он скажет, что не испытывает и никогда не испытывал ненависти ко мне.
— Мы с нетерпением будем ждать вашего возвращения, моя королева, — с поклоном произносит он.
Не оглядываясь на тех, кто еще пришел со мной попрощаться, я дергаю поводья, понукая лошадь пройти вперед и встать во главе каравана.
Рядом останавливается Терон. Он наклоняется и накрывает своей ладонью мою. Этот жест заставляет меня посмотреть ему в лицо, на его теплую улыбку и золотистые волосы, развевающиеся на ветру.
— Все будет хорошо, — заверяет Терон.
— Сомневаюсь.
Он пожимает плечами.
— Мы сможем. Найдем ключи, утрем моему отцу нос и вернем мир.
Я бросаю на него досадливый взгляд.
— Твой оптимизм раздражает.
— Но не означает, что я не прав, — ухмыляется он.
Обернувшись, я смотрю на толпу. Элисон идет к домам, Генерал — куда-то по своим делам, а Мэзер… Он стоит в окружении парней, слушая их вполуха и глядя на меня. Я отворачиваюсь, и вместе с Тероном мы едем по улицам Дженьюри.
11
Мэзер
Кабинет Уильяма нагонял тоску как ни одна другая из дворцовых комнат. Он располагался в задней части дворца, где когда-то был разбит сад. Если бы в кабинете имелись окна, то из них бы открывался вид на обледеневшие каменные фонтаны, замерзшие мертвые растения и покрытые снегом здания в южной части Дженьюри. Стены были заставлены пустыми книжными полками, два канделябра поддерживали груды оплывшего воска. Стол и три стоящие рядом с ним кресла были завалены свитками и бумагами. Когда бы Мэзер ни зашел сюда, здесь всегда царил беспорядок.
Кроме него в кабинете находились Бреннан Крю и пожилая женщина по имени Дебора — глава Дженьюри. Оба старательно держались от Мэзера подальше, чему он был премного благодарен.
Фил, раздобывший у корделлианцев еще пару-тройку бочонков с элем, еженощно угощал тех, кто не принимал участия в дворцовом праздновании. Пить-то было весело, но как только наступало утро…
Мэзер прижал руку к вене, пульсирующей на виске. Наутро голова раскалывалась от дикой боли, глаза словно выдавливало из глазниц, тело было вялым. Он прислонился к одной из полок и, морщась, старался удержать в желудке съеденный за завтраком хлеб. Хвала снегу, из-за отъезда Миры утреннюю тренировку винтерианских бойцов отменили. Сегодня Мэзеру вряд ли бы удалось провести занятие.
В комнату с кружкой в руках скользнула Элисон. Он ожидал от нее добродушных подшучиваний, но она молча подошла к нему и протянула кружку, прежде чем он успел стряхнуть с себя туман похмелья.
— Выпей, — велела она.
Мэзер покосился на нее, потом — на кружку.
— Я… что?
Элисон приложила прохладную ладонь к его влажной щеке.
— Выпей, — терпеливо повторила она.
Так она обихаживала их и отправляла на задания, когда они жили в лагере. Мягко, но непреклонно показывая свою веру в них. Ненавидеть Уильяма было легко. На ненависть к Элисон у Мэзера не хватало сил.
Он поднес кружку к губам и сделал большой глоток. Гадкий вкус обжег горло. Он будто хлебнул жижу из полежавших на солнцепеке яиц или протухшего мяса. Закашлявшись, Мэзер согнулся в три погибели: стоило сделать неверный вдох, и его бы стошнило.
— Что это? — выдавил он.
Элисон сжала его плечо.
— Средство от твоего недуга. Оно избавит тебя от головной боли и тошноты. А будешь снова пить — вспомни, какой у него восхитительный вкус. Но это же больше не повторится? — По тону было ясно, что возражений она не потерпит.
Элисон еще раз погладила его по щеке.
