Ближайший саммерианец отстает на несколько шагов и не может нас слышать, но я все равно наклоняюсь поближе.
— Что происходит?
Она пристально смотрит мне в глаза.
— Мой брат подозревает меня… и не доверяет тебе. Я боюсь раздувать пламя его подозрений, потому стараюсь не приближаться к тебе.
По той же самой причине я сама держусь от нее подальше.
— Прости.
Кэридвен удивленно моргает.
— За что?
— Ты знала того мужчину. Тело которого мы нашли в винном погребе. — Я еду с невозмутимым лицом, ничем не показывая, что говорю об убийстве. — Я должна была… не знаю… помочь тебе. Прости.
— Не тебе надо просить прощения. — Хладнокровие Кэридвен дает трещину. — Он был рабом моего брата. Симон несет ответственность за его смерть. Наличие магии не говорит о том, что человек ее достоин.
Она не извиняется за свои слова и не исключает меня из списка тех, кто обладает магией, но не достоин ее. И почему-то это вызывает у меня уважение. Мне нужны люди, которые будут во мне сомневаться, которые смогут принять то, что у меня есть недостатки и что я не идеальна.
— Убийцу нашли? — мягко спрашиваю я.
Кэридвен отрицательно качает головой.
— В Джулае убийства отнюдь не редкое явление.
Ее слова повисают в воздухе между нами, и я знаю, будь мы одни, она бы их пояснила. Однако сейчас обсуждать подобные вещи рискованно, поэтому я перевожу разговор в другое русло.
— Расскажи мне о Жизель.
Кэридвен кивает.
— Когда ты только познакомилась с моим братом, то заметила, что большую часть времени он совершенно беспечен?
Я оглядываюсь на саммерианцев. Симон едет с отрядом своих солдат, на его кожаном нагруднике выделяются рубиново-красные цепи. За его спиной пара длинношерстных буйволов везет изящную карету из темно-красного дерева с нарисованными на ней огненными всполохами и золотыми лучами. Со скошенной крыши свисают кисточки, из-за которых выглядывает несколько лиц. Разве это не личная карета Симона? Кто эти девушки внутри?
Одна девушка поворачивается лицом ко мне, и я скриплю зубами, увидев на ее левой щеке клеймо. Я вопросительно смотрю на Кэридвен, и она устало вздыхает.
— Да, мой брат везет с собой шлюх, — цедит она. — Да, он берет их с собой во все путешествия. И, да, это вызывает у меня непреодолимое желание лишить его мужского достоинства, но я ничего не могу поделать, не бросив ему открытого вызова. Но я спрашивала тебя не об этом.
Сжав губы, я смотрю вперед.
— Из-за жары Саммера я была слегка рассеянной, но действительно заметила, что твой брат беспечен. Это важно?
— Да. — Потому что Жизель — его прямая противоположность. Ее королевство — средоточие знаний. Это приносит ему огромную выгоду, которая дается непростой ценой. Якимианцы делятся на привилегированный класс, у которого благодаря королевскому накопителю развиваются способности в разных областях знаний, и простонародье. Правда, есть одна группа людей из низших слоев, которая смогла доказать королеве свою пользу. Видишь ли, движущая сила в этом королевстве — польза. В целом картина замечательная, но, если приглядеться к деталям… — Кэридвен взмахом руки указывает на проходящих мимо крестьян, волочащих тележки или погоняющих мулов. — Жизель считает разумным иметь огромное количество бедняков-чернорабочих и маленький круг ученых, профессоров, законодателей, которые занимают привилегированное положение.
Я кошусь на Кэридвен.
— То есть ее народ живет в нищете, несмотря на то что она обладает знаниями и силой, чтобы помочь ему?
Кэридвен кивает, и я с горечью восклицаю:
— Ну почему из всех монархов, с которыми я знакома, мне понравился только один?!
— Потому что невозможно ненавидеть ребенка, — улыбается принцесса.
Я смеюсь, однако моя улыбка быстро тает.
— Но почему? — шепчу я. — Почему Отем не прогнил так, как эти королевства?
Кэридвен пожимает плечами.
— Там есть достойные мужчины, — говорит она, устремив взгляд вдаль и словно всматриваясь в собственные воспоминания. — Большая редкость — встретить достойного и сильного мужчину среди достойных и слабых. Последние губят мир. Они хотят лучшего, но постепенно сгибаются под напором чужих мнений и взглядов. И тогда их лучшие намерения разрушают бессчетное количество жизней.
Я ослабляю поводья.
— Ты ведь говоришь не об Отеме?
Кэридвен приподнимает бровь.
— Я отвечу на этот вопрос, королева Мира, если ты объяснишь, как сотворила в Джулае снег и как нашла огненную яму в винном погребе моего дворца.
Я напрягаюсь, но молчу. Принцесса скупо улыбается.
— Нам всем есть что скрывать, — замечает она и возвращается к саммерианскому отряду.
19
Мира
Из окон моей спальни на четвертом этаже Ланглейсского замка отрывается вид почти на весь Путнам. Другая часть замка простирается прямо над рекой Лэнгстоун, и лопасти огромных вращающихся колес вспенивают воду, подавая в здание энергию. Благодаря ей свет зажигается простым поворотом ручек, а горячая вода бежит прямо из кранов, а не подогревается на огне. Кэридвен объяснила нам, как это происходит, но меня все равно поражают такие вещи.
Комната заставлена странной мебелью и приспособлениями. Кровать, стол и кресла сделаны из полированного дуба и кожи. Они покрыты множеством серебряных и медных кнопок и рычагов. Но больше всего меня поражает прибор, стоящий в углу и заменяющий камин. На одном его конце куча рычагов, а другой соединен со стеной и источником питания. Вся остальная часть состоит из змеевидных стеклянных трубок, которые расходятся в двух противоположных направлениях. Поворачиваешь один рычаг, и левая сторона стеклянных спиралей вспыхивает красным, источая жар; поворачиваешь другой, и правая сторона вспыхивает синим, источая холод. Подкрутив оба рычага, можно установить комфортную температуру.
Когда я только вошла в комнату, прибор нагревал воздух, прогоняя весеннюю прохладу. Стыдно признаться, но я немало времени забавлялась тем, что крутила рычаги и восхищалась мгновенным изменением температуры.
Вволю подивившись на чудные устройства, я вдруг обнаруживаю, что голова просветлела, а тревога перед встречей с якимианской королевой чуть-чуть отступила. Самое время подумать, с чего начать поиски ключа. Я поворачиваю рычаг
