– Которая? Темные волосы, коричневое пальто?
– Именно, – кивнула Хиллари и добавила: – Я видела ее также в ювелирном отделе. Стоит поинтересоваться, не оттуда ли у нее серьги.
Полицейский вперевалку засеменил за Кэтрин и, догнав ее почти на углу, схватил за локоть. Та вырвалась, разразилась какими-то проклятиями – ее не смущало даже то, что перед ней страж закона. Полицейский, задыхаясь от короткой погони, ткнул в шарфик, который торчал у Кэтрин из кармана. Девушка вытащила его, удивленно повертела в руках, потом обвиняюще ткнула им в полицейского, как будто это он ей подсунул. Затем патрульный сказал что-то, отчего Кэтрин вскинула руку к мочке уха, и на мгновение сквозь маску высокомерия прорезался страх. Затем злость вернулась, и она отчаянно замотала головой.
Но полицейский уже все для себя решил. Он снова попытался поймать Кэтрин за руку, та шлепнула по его ладони и толкнула в грудь. Полицейский побагровел и толкнул ее в ответ – правда, только одной рукой и с гораздо большим усилием. Кэтрин полетела на тротуар. Тут же, впрочем, вскочила и с кулаками накинулась на обидчика. Из-за угла вышли еще двое патрульных, полюбовались стычкой со стороны, а через каких-то пять секунд Кэтрин пришлось отбиваться уже от троих.
Вплоть до этого момента Руби наслаждалась зрелищем, однако когда ситуация приняла суровый оборот, ей стало нехорошо. Патрульные пытались повалить Кэтрин на тротуар, та впилась когтями в шею первого полицейского, разодрала до крови, и тот, рассвирепев, ударил ее кулаком по лицу.
– Ни хрена себе! – воскликнул продавец хот-догов.
Кэтрин упала, трое полицейских навалились сверху, чтобы ее утихомирить. У Руби скрутило живот. Она отвернулась, думая, что ее сейчас вырвет, но вместо этого побежала прочь.
– Это не я, это не я… – бормотала она, впадая то в жар, то в холод. – Я не могла, это не я…
Она бежала по тротуару в другой конец квартала и, выскочив из-за угла, налетела на еще одного полицейского.
– Господи! – воскликнула Руби, отшатываясь. Ну все, теперь и ее скрутят.
Однако молодой парень (по заспанным глазам и раскрасневшимся щекам было видно, что он заступил на дежурство сразу с вечеринки) отреагировал добродушно.
– Вы бы поаккуратнее, мисс! – со смехом сказал он и поймал Руби за руку, но не для того чтобы арестовать, а чтобы поддержать. Не увидев улыбки в ответ, он вмиг посерьезнел. – Вы в порядке? Вас кто-то…
Полицейский посмотрел ей за плечо, нахмурился.
– Вон те, что ли?
Была какая-то знакомая интонация в этом «вон те». Руби оглянулась: на пешеходном переходе стояли четверо темнокожих подростков. Просто ждали зеленый свет и никого не трогали.
– Они, да? – переспросил полицейский. – Они вам что-то сказали? Сделали?
У Руби снова свело в желудке, в голове пронеслась мысль: а ведь он мне поверит. Стоит мне захотеть, и он их убьет.
Патрульный истолковал ее молчание как знак подтверждения.
– Не волнуйтесь, – сказал он. – Сейчас я с ними разберусь.
Хиллари коснулась его руки и задержала.
– Нет, они ничего мне не сделали.
Полицейский недоверчиво взглянул на нее.
– Правда, ничего. Никто ничего не сделал.
Загорелся зеленый, и ребята начали переходить дорогу. Коп был готов любую минуту сорваться с места и броситься в погоню – так, из принципа.
Поэтому Хиллари снова взяла молодого человека за руку и сказала:
– Может, угостите девушку?
* * *– Роман, значит? – спросил полицейский, которого, кстати, звали Майк. – По мне, так просто мудак, простите за выражение.
– Да нет, парень нормальный, – возразила Руби. – По крайней мере, мне так казалось.
– Если вздумал гулять от такой девушки, то он полный кретин.
Видимо, Руби все-таки повредилась рассудком. Она ведь не собиралась обедать с полицейским, но когда дошли до закусочной, приткнувшейся под железной дорогой Лейк-стрит, неприятное ощущение в животе рассосалось, и Руби поняла, что умирает от голода. Так что вместо того, чтобы под каким-нибудь предлогом удалиться, она вошла и села. И начала болтать.
Хиллари Эверест, в Чикаго в гостях на праздники. Услышав имя, Майк и бровью не повел. Снова возникла мысль: можно говорить, что в голову взбредет, поверит. Одурманенная тем, что полицейский принимает ее слова за чистую монету, Руби говорила и говорила. Получилась целая пьеса о приключениях Хиллари в новогоднем Чикаго, в том числе и ряд второстепенных персонажей: недалекий племянник Лео, избалованная кузина Кэтрин, старенькая тетушка Шлю, у которой Хиллари остановилась. А когда Майк задал неизбежный вопрос, есть ли у нее кто-то, Руби выдумала Романа; только утром она узнала, что в ее отсутствие он позволяет себе поразвлечься. Вид Майка, преданно готового отомстить обидчику, вызывал странное ощущение. Видимо, так же себя чувствовала и мама, проводя свои сеансы. И хотя Руби помнила, что врать нехорошо, но раз говорила Хиллари, в стекле отражалась Хиллари, то она вроде как бы и ни при чем.
– Значит, сегодня домой? – спросил Майк.
– Да, в Спрингфилд, Массачусетс, – кивнула она. – В понедельник на работу.
– Эх, жаль, что ты не задержишься.
– Ничего, приеду еще.
Майк тут же просиял.
– Да? И когда?
– Летом, наверное. – Дальше ее понесло: – Я говорила тетушке Шлю, что думаю пойти в университет на курсы…
– Что за курсы?
– Журналистика.
– Хочешь стать репортером? – В голосе Майка впервые прозвучало сомнение – не в истории Руби, только в планах.
– Мой брат Марвин работает репортером, – сказала она слегка обиженно. – Чем я хуже?
– Ладно, ладно. – Он примирительно вскинул руки. – Если ты решила… В любом случае, как приедешь, позвони мне. Я устрою тебе полноценную экскурсию по городу.
– Посмотрим.
Майк допил кофе.
– Эх, прости, пора возвращаться на пост. – Руби тоже начала подниматься. – Нет-нет, ты оставайся! Посиди еще, закажи десерт. И не волнуйся о чеке, все устроено. – Он начеркал на салфетке номер телефона и протянул ей. – Счастливо добраться до дома. А Роману своему передай, что он скотина – мол, Майк так сказал.
Руби проводила его взглядом, помахала рукой,
