Тем временем я живу жизнью, в которой боюсь на что-то надеяться. И боюсь потерять надежду. Но я знаю, как хочу провести оставшиеся мне дни – сколько бы их ни было – с семьей, Джеком и Эви. Теперь, когда я покончила с безумными погонями за беглыми учеными, людям, которых я люблю, не приходится постоянно беспокоиться за меня. Но «нормальная жизнь» все же дается мне непросто. Часто я ловлю себя на том, что от расстройства кусаю изнутри собственные щеки. Хуже всего мне приходится, когда Эви и Рэйф настойчиво предлагают устроить двойное свидание – они и мы с Джеком. Я бы не сказала, что они не отлипают друг от друга, но я не могу не замечать поцелуи тайком, даже когда они думают, что их никто не видит. Но я же не могу попросить ее ради меня испортить себе удовольствие. Если бы Шейн был в сознании, уверена, он бы предложил мне кое-какой выбор и дал пару непристойных советов. Видеть его лицо, которое становилось все более осунувшимся каждый раз, когда я посещала его и остальных в больнице – становилось все невыносимее. Но я все равно ходила туда каждую неделю, чтобы не дать ни себе, ни другим людям, забыть про них.
Несмотря на постоянное ожидание рокового дня, моя собственная жизнь складывается странным образом неплохо. Новостные каналы приглашали в эфир меня и еще нескольких человек, которые тоже заразились CZ88, но остались в сознании, так что мы слетали в Нью-Йорк и Лос-Анджелес, чтобы дать несколько торопливых интервью. Они называли нас «чудесными» пациентами. Я использовала свой статус «чуда», чтобы выступать в защиту генной терапии, в особенности ее использования для лечения муковисцидоза.
Моя жизнь, такая как она есть, все-таки может что-то изменить.
В конце августа мне приходит сообщение от отца Хлои:
ВИДЕЛА ЭТО?
Он прикрепляет к сообщению ссылку на статью об испытании генного лекарства, которое использует модифицированную форму вируса ВИЧ, чтобы атаковать раковые клетки.
Я пишу ему:
УДИВИТЕЛЬНО! ВСЕГДА ЕСТЬ НАДЕЖДА!
Он отвечает:
ЧЕРТ ПОБЕРИ, ДА!
Да, мы с ним стали друзьями.
Потом он пишет:
СЛЫШАЛ, ЧТО КТО-ТО ИЗ ТЕХ ЖУТКИХ ТИПОВ, КОТОРЫЕ ВАС ПОХИТИЛИ, УМЕР.
Мне действительно жаль женщину, которая была за рулем увозившего нас фургона. Тюрьма была бы для нее достаточным наказанием. Выясняется, что одним из похитителей был тот страшноватый парень с мероприятия по сбору денег, а их лидер, тот человек с мягким голосом, раньше пытался вломиться на вечеринку по случаю моего возвращения домой с упаковкой пива. Введя себе зараженную кровь, все участники банды впали в кому. Учитывая, насколько легко болезнь передается через кровь, я задумываюсь о том, не заразилась ли и доктор Стернфилд после того, как я уколола ее шприцем, который она перед этим вонзила в меня. Даже если полиция никогда до нее не доберется, может, это сделает CZ88.
А может CZ88 доберется и до меня. Я прохожу бесчисленное количество обследований, чтобы выяснить, то ли у меня какой-то странный иммунитет, то ли те гены, которые сложились против меня и сделали меня такой стеснительной, потом спасли мне жизнь. Возможно, я стартовала с более низкого исходного уровня, и поэтому изменения в моей биохимии должны были проделать больший путь, прежде чем наступит момент, когда я впаду в кому. И это только возвращает меня к вопросу:
«Сколько мне осталось?»
Двадцать семь
В сентябре, после того как наделавший шуму сбор подписей в Сети выливается в протесты на улицах и несколько выступлений Американского союза защиты гражданских свобод, школа решает, что я могу завершить свой последний год обучения – по крайней мере, пока я остаюсь в сознании. Это решение придает новый импульс письмам с угрозами и протестам у «Nova Genetics». Но генная терапия никуда не денется.
За неделю до Хэллоуина (на который я собираюсь одеться, как Мария Кюри) очередное утро радует меня бодрящим воздухом. Когда мы едем в школу, Джек держит меня за руку.
Сэмми кричит с заднего сиденья:
– Сколько специалистов по генной терапии нужно, чтобы сменить лампочку?
Я говорю:
– Понятия не имею.
– Ни одного. Они пошлют вирусы, чтобы те сделали за них всю работу.
Мы с Джеком тяжело вздыхаем. Но эти вирусы помогают Сэмми. Случаются дни, когда он ни разу не кашляет за всю поездку И его жизненная емкость легких повысилась на двадцать процентов с того момента, когда мама разрешила ему участвовать в расширенных испытаниях AV719. Она сделала это только после того, как у пациентов из предыдущих испытаний были отмечены радикальные улучшения. И никаких побочных эффектов.
Волосы Джека развеваются на ветру, который врывается в широко открытые окна. Осень уже пришла, но мне как никогда страстно хочется свежего воздуха. А у прогулок на свежем воздухе по-прежнему есть своя цена. Хотя похитителей арестовали, и министерство национальной безопасности ликвидировало угрозу биотерроризма, я постоянно поглядываю в зеркало заднего вида и настороженно смотрю на окружающих, в особенности на незнакомцев, которые подходят слишком близко ко мне.
Джек барабанит пальцами по рулю.
– Так что, пойдешь собирать яблоки на следующей неделе?
У меня щеки онемели от холодного воздуха, но я по-прежнему сижу лицом к окну.
– Эви и Рэйф тоже хотят пойти.
Джек тихонько вздыхает.
– Думаю, там же есть сеновал?
Я пожимаю плечами.
Мы останавливаемся перед школой Сэмми и прощаемся с ним, прежде чем ехать дальше. Когда до моей школы остается пять кварталов, звонит телефон. Наверное, Эви хочет, чтобы я в последний момент помогла ей с алгеброй. Я рада, что некоторые вещи в моей жизни не меняются. Мы даже как обычно нарисовали карту школы, чтобы рассчитать, как нам встречаться как можно чаще, и в этом году мы добавили в уравнение наших парней.
Но сообщение в моем телефоне – от мамы. Сообщение, о котором я молилась, хотя и боялась позволить себе надеяться.
Должно быть, мое лицо выдает потрясение.
Джек съезжает на обочину.
– Что?
Я сижу, уставившись в ветровое стекло, не видя ничего перед собой.
– Лекарство готово.
Он крепко обнимает меня, от его дыхания у меня бегут мурашки по затылку.
– Это чудесно.
Мое тело немеет в его крепких объятиях.
– Ага. Было бы здорово не беспокоиться о том, что я впаду в кому или кого-нибудь заражу, но…
– Но что?
Я крепко зажмуриваю глаза, прижавшись лицом к его груди.
– Я не хочу снова стать стеснительной. Или не знать, что делать, когда я рядом с тобой. Или лишиться возможности выступать в защиту таких детей, как Сэмми.
Конечно, я пыталась убедить исследователей разработать лекарство с двойным эффектом, которое позволило бы мне сохранить полезное
