Джек крепко держит меня.
– Если лекарство лишит тебя всех этих социальных преимуществ, мы все равно будем знакомы друг с другом. Этого не отменить. Ты ведь никогда не стесняешься общаться с Эви или с другими близкими друзьями, верно? И настоящая ты смогла познакомиться с теми из нас, кто уделял тебе внимание. Поверь мне, я всегда смотрел на тебя.
Я отвожу голову назад и киваю, в миллионный раз задумавшись о том, в какой степени наша личность задана нашими генами, а в какой это выученное поведение. В последние месяцы в моем мозгу были активны те связи между синапсами, которые создавали уверенность. Может, они останутся при мне и после того, как меня вылечат. А может быть и нет.
Он берет меня за руки и крепко сжимает их.
– Эй, если все будет совсем плохо, ты всегда можешь вернуться к общению со мной по переписке, пока что-нибудь не изменится, ладно?
Он целует меня в щеку.
– К тому же, я думаю, ты забываешь о плюсах того, что тебя вылечат.
Его брови поднимаются вместе с углами соблазнительных губ, которые мне так невыносимо хочется поцеловать.
Ах, да. Трепет рождается в моей груди и опускается в живот. Я способна только улыбнуться и не сомневаюсь, что я ужасно покраснела, как раньше.
Он говорит:
– Будет о чем подумать, пока ты будешь сегодня вечером одна в больнице.
Внезапно я обнаруживаю, что мне трудно говорить.
– Ох, надо же, – мой голос срывается – после CZ88 такого ни разу не случалось. Какое там лекарство? Одна только мысль о том, что я смогу быть с Джеком, уже меняет меня.
– Так что, отвести тебя прямо туда? – спрашивает он.
– Давай я сначала позвоню маме.
Они собираются дать всем лекарство сегодня вечером, так что мама заберет меня в обед. До этого времени я погружаюсь в рутину школьного дня, хотя Эви постоянно приходится напоминать мне, куда идти.
Она прикладывает палец к губам.
– Может, тебе стоит сделать одну последнюю звездную вещь, прежде чем тебе дадут лекарство?
– Да ладно, я никогда не была звездой.
Она закатывает глаза на десять баллов.
– Если верить новостям по ТВ…
Я не собираюсь спорить. Не сегодня.
– Есть идеи?
– Хм…
– Забудь. Я знаю, что я собираюсь сделать.
Я иду в кабинет естествознания доктора Лина, где большая часть класса уже толпится вокруг своих лабораторных столов.
– Доктор Лин, – говорю я, стараясь, чтобы меня было слышно во всем классе.
Разговоры замолкают.
Доктор Лин поднимает взгляд на меня, но не отрывается от сортировки магнитов.
– Доброе утро, Эйслин.
– На научном конкурсе вы спросили меня о значении моего проекта и о том, где бы я провела границу.
Он поднимает брови.
– Да, спрашивал.
– Так вот, я не могла ответить тогда, и, возможно, не смогу завтра, но я хочу попробовать сейчас.
Он смотрит на меня, сощурившись, будто вот-вот нажмет тревожную кнопку под письменным столом.
– Урок начинается через две минуты.
– Я рискну немного задержаться. Итак, начнем.
Я поворачиваюсь лицом к классу.
– Значение моего проекта заключалось в необходимости пролить свет на невероятные возможности генной терапии. Как только мы по-настоящему научимся манипулировать нашими ДНК, мы сможем радикально изменить качество нашей жизни и ее продолжительность. Что может быть важнее этого?
Девушка с задней парты выкрикивает:
– Пресс моего парня!
Доктор Лин хочет что-то добавить, но я перебиваю его.
– А насчет того, где бы я провела границу – какие улучшения делать, а какие запретить – я не знаю. Мы не должны разрешать радикальные эксперименты, такие как тот, в который я оказалась вовлечена, но ответ на вопрос о том, в какой степени мы позволим людям изменять себя, будет постоянно меняться. Совершенно нормально признать, что пока у нас нет ответов. Но как только мы увидим будущее, игнорировать его уже невозможно.
Доктор Лин говорит:
– Поскольку ты так решительно говоришь об этом, не могла бы ты провести обсуждение на эту тему во второй половине дня, когда придешь на урок?
– На самом деле после обеда мне нужно уйти, я еду в больницу.
Несколько секунд он смотрит на меня неподвижно, потом моргает, будто собирается записать свои впечатления обо мне в лабораторный журнал.
– Если это имеет для тебя какое-то значение, я голосовал за твой проект на уровне штата.
– Правда? Что ж, спасибо. Ну, я лучше пойду на урок.
– Удачи, Эйслин.
В оставшееся время я стараюсь поговорить с как можно большим числом друзей, поднимаю руку при каждой возможности и обнимаюсь с Джеком после каждого урока. Если школа сможет быть хотя бы вполовину такой хорошей, когда я вернусь, я буду счастлива. Когда приезжает мама, меня провожает целая толпа.
Пока мы едем в больницу, у меня не перестают дрожать ноги. Я напоминаю себе – нет никакой гарантии, что их средство сработает. В самом деле, у «противоядия» могут быть неожиданные побочные эффекты, или окажется опаснее, чем «харизма». Не в первый раз я размышляю о том, что «долина смерти» между тестированием на животных и клиническими испытаниями устлана не проектами, которые не получили финансирования, а людьми, которые подверглись экспериментальному лечению, потерпевшему полный провал. Нет, от таких мыслей никакого толку, только пульс ускоряется.
Когда мы въезжаем на парковку, я в последний раз смотрю на телефон. Джек прислал мне десять сообщений, и в каждом из них один и тот же текст: «ДЛЯ МЕНЯ ТЫ НАВСЕГДА ОСТАНЕШЬСЯ «ТОЙ САМОЙ ДЕВУШКОЙ».
Ох, как я надеюсь, что это правда.
Мама держится рядом со мной, пока мы оформляем бумаги в больнице. Как только меня помещают в небольшую палату, появляются доктор Калдикотт и специалист по генной терапии, доктор Чо. С нашего согласия небольшая съемочная группа записывает все на камеру. Если это последние секунды, когда я могу быть смелой, я хочу, чтобы они вдохновляли других людей. Мои руки покрываются гусиной кожей.
– Другие уже получили противоядие?
Доктор Чо натянуто улыбается:
– Средство, которое, как мы надеемся, является противоядием, Эйслин. Ты – последняя, кто получит его в этой больнице.
– Могу я увидеть их?
Я посещала ребят регулярно, в основном, чтобы посидеть рядом с Шейном и подержать его за руку, чтобы рассказать ему о всех тех людях, которых он сможет доставать, когда ему станет лучше. Планирую быть рядом, когда это случится.
Доктор Калдикотт говорит:
– Конечно.
Доктор Чо моет руки и надевает перчатки.
– Готова?
Готова? Боже, сложно представить, как сильно я хотела получить CZ88 тогда, в июне. Сейчас мне кажется, что с того момента прошла целая жизнь. Я чувствую ком в горле и бессильно обмякаю, сидя на кровати. Слишком много других людей, для которых на самом деле прошла жизнь.
Я вцепляюсь руками в одеяло, на котором сижу, и заставляю себя сесть прямо.
– Готова.
Он вытирает мне руку. В отличие от средства, которое дала нам доктор Стернфилд, противоядие нужно дважды вводить
