И все-таки я чувствую острый укол боли, идя к возвышению перед церковными скамьями. Но я не убегаю.
Сжав кулаки, я набираю полную грудь воздуха и начинаю говорить, обращаясь к огромной толпе передо мной.
– Я познакомилась с Шейном почти пять месяцев назад и была совершенно уверена, что мы никогда не станем друзьями. Но мы подружились.
По толпе пробегают шепотки.
Я продолжаю:
– Мне довелось узнать, каким Шейн был в глубине души. Человек, который умел превращать любой испуг в смех, и помогал понять, что сделать с самыми ужасными страхами. Когда мы вместе оказались в больнице, это он предложил записать видео и отправить их тем, кого мы любим, чтобы мы могли попрощаться так, как решим сами. И именно так Шейн вел себя всегда.
– Неизбежно узнаешь другого человека по-настоящему хорошо и по-настоящему быстро, если слышишь, что он рассказывает близким в сообщениях, которые считает предсмертными.
В моей памяти одна за другой всплывают картины – Шейн держит меня за руку, когда я лежу на больничной кровати, перешучивается с Сэмми в чате, бредет по воде на побережье полуострова. Мне приходится собрать все силы, чтобы продолжать:
– Сейчас я жалею, что не записала такое видео для него, чтобы сказать, как мне в итоге понравилось «Шоу Шейна». То настоящее, что было скрыто за всей этой шумихой. Оно было веселым, милым, верным себе и никогда не становилось предсказуемым. Другого такого не будет.
Скорбь может поглотить меня в любой момент, и я заканчиваю словами:
– Шейн решил принять «харизму», чтобы стать неотразимым, и знаете что? Он таким и был.
Я поднимаю глаза на толпу, лишь смутно различая людей сквозь слезы. Среди пришедших на похороны много девочек-подростков. Я представляю, как дух Шейна смотрит на все это сверху и бормочет себе под нос: «Какая досада». Внутренне улыбнувшись этой мысли, я возвращаюсь на свое место, где мой «красавчик» заключает меня в объятия.
В следующие несколько недель я провожу много времени в своей комнате, либо делая домашнюю работу, либо переписываясь с Джеком и Эви. Дело не в том, что я вернулась к своему прежнему затворничеству, дело в том, что мне нужно пережить это горе в одиночестве. Эви не дергает меня насчет вечеринок, которые я пропускаю, Джек не настаивает, чтобы мы проводили время наедине.
Но есть кое-что хорошее: анализы крови показывают, что оба вируса, входившие в состав CZ88, полностью исчезли у всех пациентов. Так что мы больше не заразны. Предположительно, наши измененные ДНК в клеточной ткани тоже полностью вернулись в норму. Об этом свидетельствует улучшение нашего физического состояния и личностные изменения – о которых, впрочем, можно поспорить.
В ходе поисков противоядия оперативная группа поделилась сведениями о моем геноме с семью авторитетными исследовательскими организациями, и все они предложили мне детальные отчеты о том, как мое тело будет меняться с возрастом. Часть меня испытывает искушение узнать, рано ли я поседею и чем я рискую заболеть. Но более мудрая часть меня откладывает эти отчеты в сторону. Гораздо важнее по-настоящему наслаждаться тем, что мне семнадцать.
В последнее время у меня было не так уж много возможностей радоваться. Конечно, Джек и Эви заходят ко мне все чаще, но в основном эти встречи оканчиваются безуспешными попытками меня ободрить.
В конце концов, общаясь с Джеком во время этих встреч я обнаруживаю, что он был прав – моя способность «понимать его» не изменилась после того, как я приняла противоядие. Наша дружба оставила достаточно следов в моей душе, чтобы мне всегда было хорошо рядом с ним. Это подтверждают и слова врача, который консультировал нас: я совершенно не обязательно вернусь к исходному уровню, когда пройдет воздействие «харизмы». В последние месяцы мое поведение определялось моей улучшенной ДНК, но ведя себя иначе, я изменила связи в своем мозгу – точно так же экспозиционная терапия может вызывать изменения, которые заметны на снимках мозга. Все дело в том, чтобы продолжать практиковаться.
В леденящую кровь ночь перед Днем благодарения Джек приглашает меня пойти вместе с ним на вечеринку к Дрю Коллеру. Эви тоже будет там, и хотя она больше не достает меня нормами минимально необходимого мне общения, она все же убеждает меня пойти. Практика, практика, практика.
И я иду.
Когда мы неспешно прогуливаемся по тротуару, Джек берет меня за руку.
– Все будет в порядке, а если нет, я помню, что ты любишь определенный сорт готовых завтраков.
Я улыбаюсь.
– Только не флиртуй с Александрой.
Он поднимает брови.
– Я никогда…
Я шутя пихаю его кулаком.
– Я знаю.
Когда мы входим в дом, включается свет и десятки голосов кричат:
– Сюрприз!
Джек подталкивает меня вперед.
– Мы так и не отметили твое семнадцатилетие как положено.
Все хором разражаются буйными криками «С днем рождения». Я глотаю слезы, вспоминая версию Шейна: «С днем рождения, мисс Крутая».
Но мне нужно сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас. И на том факте, что я достаточно крута, чтобы не избегать внимания. Потому что у меня всегда была сила не убегать. Ладно, почти всегда, но я простила себя за тот единственный раз, когда сбежала.
Я вытираю слезу, надеясь, что все решат, будто это слезы счастья, и, по правде говоря, так и происходит.
– Спасибо, ребята. Похоже, быть семнадцатилетней довольно интересно. Но слышала, что настоящее веселье начинается в восемнадцать.
Теперь эта мысль меня пугает.
Мы с Джеком уютно устраиваемся рядом с парнями, которые заходили ко мне в тот вечер, когда мы устроили горку. Похоже, что сегодня они искренне веселятся. Но я никогда не смогу узнать наверняка. С тех пор, как я получила противоядие, я все еще чувствую связь с другими людьми, но это похоже скорее на что-то, чему я научилась, а не на интуитивное ощущение. А моя застенчивость остается, как шепот в глубине души – благодаря ей мне приятно оставаться одной, но она не становится удушающей.
Пожалуй, с новой Эйслин я смогу смириться.
Я отворачиваюсь от остальных и пристально смотрю на Джека. Он обнимает меня. Не задумываясь о том, что на нас смотрят, я приближаюсь к его лицу и крепко целую его в губы. А потом еще крепче. Он теплый, сладкий и мой. Это стоило каждой секунды ожидания. Мое сердце бешено колотится, я чувствую слабость, а кожа покрывается мурашками.
Когда мы, задыхаясь, отстраняемся друг от друга, один из парней, сидевших рядом кричит:
– Может, лучше уединитесь?
Эви, таща за собой Рэйфа,
