– Смотрите куда ступаете, – произнес глубокий сухой голос.
Я застыла на месте. Джекаби и Финстерн остановились по бокам от меня. Вдоль тропинки змеился ручей, исчезающий в тени у основания дерева. Я прищурилась.
Среди раскинувшихся корней возле самого ручья, сгорбившись и подперев голову рукой, сидел мужчина в рыже-бурых обносках. Мы втроем осторожно приблизились к нему, стараясь все же держаться подальше от самой воды. Мужчина был невероятно тощим, а бледностью мог соперничать с Павлом. В сухих пальцах он держал ярко-зеленый лист, медленно двигая им над ручьем туда-сюда. Солнце, падающее на этот лист, тем не менее, никак не попадало на пальцы загадочного незнакомца, который ритмичными движениями то прижимал его к земле с одной стороны ручья, то осторожно переносил на другую, укрытую тенью. Подойдя ближе, я разглядела длинную вереницу муравьев, тянущуюся к ручейку. С каждым разом тощий незнакомец подбирал одного-двух насекомых и переносил их на другой берег, от которого тянулась такая же вереница к дереву.
– Почему вы это делаете? – спросил Финстерн.
– Потому что это придает мне смысл, – ответил незнакомец.
Голос у него был глухой и грубый, словно скрежет жерновов. С трудом оттолкнувшись от земли, он медленно поднялся. Тени под глазами на худом лице придавали ему еще больше сходства со скелетом.
– Харон, я полагаю? – шагнул вперед Джекаби. – Для меня честь встретиться с вами.
– Не такая уж и честь, – отозвался мужчина. – Все увидятся со мной. Рано или поздно.
– Ну да, – кивнул мой работодатель. – Ожидают они того или нет. И все же для большинства такая возможность предоставляется лишь раз в жизни, верно?
– В конце жизни, – согласился мужчина.
– За некоторыми исключениями, разумеется. Мне думается, давненько никто не заказывал ознакомительных туров с возвратом в место отправления. И кто же последним из смертных встретил вас, но не снимал покров земного чувства?[3] Геракл, Орфей, Персефона?
– Джек.
– Оу. Ну что ж, тоже хорошо. Полагаю, вам уже случалось сталкиваться с желающими пройти, так?
– Существуют определенные правила.
– Правила?
– Вы четверо желаете пройти. Существуют правила.
– Нас трое, мистер Харон, – вмешалась я, тут же пожалев об этом. – Извините… Чарли остался снаружи.
– Четыре, – повторил Харон, многозначительно смотря на Джекаби. – Ваша сумка.
– Что? – На мгновение тот недоуменно свел брови, но тут же понял, о чем речь, и вынул из сумки кирпич Дженни. – Ну да! Вот это? Боюсь, чуть раньше мы пережили не слишком благоприятную ситуацию. Не думаю, что мисс Кавано присоединится…
– Она здесь.
Не успел он произнести эти слова, как корни у проема завибрировали, совсем как трубы котла отопления в доме Джекаби холодным утром. Рядом с детективом в воздухе появилась Дженни, удивленная, как и все мы.
– Дженни! – воскликнула я. – С тобой все хорошо?
– А где мы…
– Нигде, – сухо ответил Харон.
Финстерн охал, оглядывая призрака и наклоняя голову то в одну сторону, то в другую, словно ювелир, рассматривающий редкий самоцвет. Дженни оставалась прозрачной, и сквозь ее серебристые очертания просвечивали корни, но сейчас она выглядела гораздо более цельной, чем раньше. Харон тоже склонил голову набок.
– Что еще у вас в сумке?
Взгляд Джекаби на мгновение метнулся к Финстерну, а затем вернулся обратно к старику в балахоне.
– Мелочи всякие… – ответил он не сразу. – Некоторые – довольно крупные.
– Это нехорошая вещь.
– Потому я и держу ее подальше. Чтобы она не попала не в те руки.
Финстерн, не закрывший рта с момента появления Дженни, наконец-то воспользовался им по назначению:
– Погодите. Моя машина? Так она у вас?
– Да, – нахмурившись, кивнул Джекаби. – И мое жилище изрядно пострадало из-за того, что я решил присмотреть за ней.
Изобретатель с подозрением покосился на сумку.
– Это невозможно. Сумка слишком мала.
– Вы утверждаете, что изучали валлийский фольклор. Слышали когда-нибудь о Рианнон? Знаете, у нее был мешок…
– Джентльмены, – прервала его я. – Вам не кажется, что вы немного отдалились от темы? Да, у вас обоих прекрасные игрушки, но мы сейчас стоим на пороге великой бездны.
Я повернулась к Харону:
– Или отверстия от сука в стволе, ведущего в великую бездну. Вы что-то говорили о правилах?
– Никакого второго шанса, – ответил Харон. – Это первое правило. Можно просить об отсрочке, об услуге, о милосердии, но вы получаете то, что вам дают. Воспользуйтесь как следует своим шансом. Это все, что у вас есть.
– Понятно, – кивнул Джекаби.
– Ни один живой человек не пройдет через эти ворота. Это второе правило.
– Надо было с этого и начинать, – нахмурился детектив. – Зачем тогда они вообще нужны?
– Разве не все люди окажутся здесь? – спросила я. – Ну, как вы сказали, рано или поздно?
– Все, но они уже не будут живыми. Входит душа, но не бренная плоть. Если хотите пройти, придется умереть, то есть оставить здесь свое тело.
– Ну что ж, – подала голос Дженни, – наконец-то у меня преимущество перед вами.
– Ты можешь войти при желании, Дженни Кавано, – пророкотал Харон. – Но тогда уже не вернешься в мир живых. Ты принадлежишь нижнему миру. Ты душа без оболочки. Вспомни первое правило. Это твой шанс, который ты откладываешь. Другого тебе дано не будет.
– Превосходно, – заключил Джекаби. – Вы остаетесь здесь, а я добуду нам ответы.
– Пройти могут только смертные. Это третье правило.
– Все в порядке. Я смертный.
– Да, но часть тебя бессмертна. Внутри дремлет бесконечная сила. Ты можешь перейти на ту сторону. Можешь вернуться. Но твой дар нет. Его с собой не забрать.
– Значит, я перестану быть ясновидцем, – задумчиво произнес Джекаби. – Формально я буду мертв, и дар перейдет к следующему хозяину. А я освобожусь…
По выражению лица моего работодателя было трудно догадаться о его истинных чувствах, но, похоже, он какое-то время действительно обдумывал такой вариант.
Харон указал тощим пальцем на двинувшегося было к нему изобретателя.
– Для тебя переход будет еще менее приятным. В тебе тоже есть искра бессмертия, Оуэн Финстерн, но она тесно связана с твоей сущностью. Волшебный народ не может пройти. Если ты попытаешься пересечь границу, твою душу разорвет надвое. Не знаю, выживет ли хоть какой-то клочок тебя.
– А я и не вызывался, – пожал плечами Финстерн.
– Значит, пойду я, – заключила я, чувствуя, как сжимается сердце.
