– Ты давай, поищи своего человечка, чтобы мы невзначай его не повредили, – прокричал Хотен купцу, вертясь на Рыжке.
Со следующим ударом ворота рухнули, четверо спешившихся бросили веревки, отбежали в стороны, и прямо по тарану и обломкам ворот во двор промчались конные, а за ними купец. Мужи должны были вытащить во двор, схватив, в чем окажутся, не позволяя ничего рвать или жечь, всех домочадцев Саида, начиная с хозяина. Хотену оставалось только ждать.
– Эй, ты чего! Ты чего, боярин, балуешь? А? Получай!
И вылезший будто из-под земли мужичонка в рваном полушубке попытался ткнуть емца рогатиной. Уйдя на всхрапнувшем Рыжке из-под удара, Хотен добыл меч и стукнул детину плашмя по голове. Сторож рухнул в ледяную крошку.
Ведут! Вот он, миг, которого так долго жаждал некогда Хотен! Два ражих бойца тащат толстого персиянина, босого, в одной ночной вышитой рубашке, с кроваво вспухающей шишкой на лысой голове. Без всегдашней чалмы не сразу и узнаешь, однако это он, пройдоха Саид. Вот теперь!
Хотен убрал меч в ножны, толкнул Саида грудью Рыжка, потянул за левый повод, а правой рукой схватил за мягкое плечо и тут же отпустил:
– Поиман еси великим князем всея Руси Изяславом Мстиславовичем!
Всякого русича заставило бы побледнеть сие речение, сей словесный зачин к заточению и пыткам, однако персиянин захохотал, показывая на Хотена подбородком:
– Кем поиман? Сей голодранец? Я тебя с землей смешать, будешь меня ноги целовать!
– Тут вирами не обойдется, Саид! Тут либо оправдаешься, либо на виселице повиснешь! Жаль мне, что бывший человек твой Анчутка сейчас тебя не видит. А вот тебе и привет от него!
И склонившись с седла, отвесил Хотен своему старому врагу плюху – не сильно ударил, а чтобы только оскорбить.
– Кто какой Анчутка? – удивился Саид.
Саид ни в чем так и не признался. Хотен, до пыток небольшой охотник, начал даже огорчаться, глядя на его напрасную стойкость. Напрасную, ибо вернувшийся из Киева приказчик, отвозивший весть о поездке князя Владимира за венгерской помощью, именем Сиявуш, до того перетрусил, когда показали ему орудия пытки, что тут же поведал обо всех, что знал, изменнических делах хозяина. Да и человечек Карпа, оказавшийся Саидовой рабыней-девчонкой, Прилепой по имени, тоже выступил свидетелем. Карп нашел ее связанной и избитой в углу людской, и она так и не рассказала, чем обидел ее хозяин.
Не склонный к проволочкам, князь Изяслав назначил день казни гостя Саида, его одного, ибо приказчика он уже решил помиловать на Благовещение как раскаявшегося и выполнявшего только приказы своего хозяина. Второй же приказчик, нарочито выпущенный из города, пока не вернулся.
Городские плотники быстро поставили на главной площади помост, а на нем виселицу. Народу набилось на площадь столь обильно и плотно, что над нею стоял пар, когда телега со стоящими на ней в путах Саидом и его уже помилованным приказчиком пробилась сквозь толпу к помосту. Хотену, по долгу службы присматривавшему за приготовлениями, то и дело приходилось успокаивать нового своего скакуна, по случаю праздничка взятого им сегодня с великокняжеской конюшни. Гордый Белян порывался встать на дыбы или грозился куснуть чужих, кисло пахнущих людей, которые неизвестно зачем больно прижимали его к доскам помоста. Присматриваясь к народу, Хотен увидел, что многие держат на плечах малых детей, а настроен люд скорее весело, пребывает в ожидании занятного и дарового зрелища. А выкрики из толпы неслись в большинстве своем незлобивые и обещали преступникам, склонившим головы под виселицей, что они попрыгают и потанцуют, когда повиснут в петлях. Мужик в волчьем полушубке предлагал всем желающим биться об заклад, что у такого жирного борова шея не выдержит тяжести, и голова оторвется.
Вот бирич закричал от великокняжеского терема:
– Едет великий князь всея Руси Изяслав, сын Мстиславов, внук Мономахов!
Толпа, заворчав, раздвинулась, и появился в проходе князь Изяслав на замечательном арабском гнедом с тремя белыми чулочками, а за ним его бояре и ближние дружинники. Все они были в роскошных праздничных шубах, и Хотен поневоле забеспокоился, поддел ли великий князь под свой наряд кольчугу: спрятавшись в толпе, самострельщик сумел бы, пожалуй, выстрелить, прежде чем зеваки вокруг него сообразили бы, что происходит. Конечно, такого храбреца врагам Изяслава надо сначала найти и уговорить…
Князь и бояре выстроились перед помостом. Князь Изяслав поискал глазами в толпе, увидел Хотена и жестом приказал ему выехать на место по правую руку от себя. Хотен, зардевшись, подбоченился и выполнил приказ.
Великий князь поднял руку:
– Дети мои, преславные горожане ставшего мне родным Владимира, иже воздвиг свои гордые храмы и терема на Волыни! Много лет мои родичи Мономаховичи не пускали врагов за ваши стены. А скажите, разве появлялись под городом в мое княжение половцы, разве жгли они посады, разве уводили из сел людей и скотину? Но эти два лазутчика, бывший гость Саид и подручный его Сиявуш, снеслись с врагом моим и вашими князем Юрием, по народному прозванию Долгоруким, выведывали для него ведомости о замыслах моих и движениях нашего войска и передавали эти ведомости врагу. Чего они тем добивались? Чтобы враги разбили мое войско в битве, чтобы я, мои дружинники и вы, горожане-ополченцы, были убиты или попали в плен, чтобы ваш город был разграблен и сожжен дикими половцами, вечными союзниками князя Юрия! Однако верные мои бояре с вашей помощью поймали лазутчиков, и вот они перед вами.
Толпа качнулась и заворчала. Вблизи помоста раздался зычный крик:
– Отдай злодеев нам, княже! Мы их на куски разорвем!
Хотен обернулся назад, нашел в толпе дружинников Радко (старик ради праздника в кои-то веки расчесал бороду и напялил уже тесную ему лисью шубу, крытую зеленым аксамитом) и кивнул на помост. Радко тут же поехал расставлять свой десяток вокруг помоста.
Великий князь попытался перекричать шум:
– Лазутчиками оказались иноземцы, персидские купцы, верующие в Бахмета. У нас на Руси много живет иноземцев: мирные половцы, берендеи, торки, ковуи, черные клобуки, варяги, франки, немцы, поляки, иудеи, хазары, арабы – да всех и не перечислить. Все они живут вольно, молятся своим богам, никто не насилует их переходить в нашу православную веру. Одно только у нас для них условие: не нарушайте законов наших, а нарушите – уж не посетуйте, если и судимы будете по ним. Я судил своей властью великого князя сих преступников и приговорил их к казни смертью. Однако сегодня, в
