– И ты, Шварно, старый седой волк, не смог остановить дружинников Мстислава? – горестно поразился Изяслав.
– Но ведь ты вызвал к себе сына своего, великий княже! А когда нет князя над ними, не шибко мужи слушаются боярина.
Князь Изяслав насупился. Хотен почувствовал себя неловко и попробовал по-тихому отъехать в сторону, однако великий князь остановил его властным движением руки.
– Отступила дружина… – протянул, наконец, Изяслав. – Ведомо нам, как такие юнцы отступают… Когда ты, Шварно, соберешь сих трусов и беглецов, то объяви им мой приказ. Дойдет на сей войне до большой сечи, ты поставишь их в первом ряду, и уж тогда каждого, кто побежит, я принародно казню после битвы. Напомни им прадедовский закон: «Коли князь провинится, поплатится волостью, коли муж – головою». Езжай, собери их, только сам в плен не попадись! Я на тебя зол, выкупать не стану!
Шварно поклонился, поставил ногу в стремя, оруженосец спешился, чтобы ему помочь, и тогда черный конь рухнул, увлекая за собою хозяина.
Князь Изяслав повернулся к ним спиной, подозвал Хотена поближе и заявил доверительно:
– На самом деле я не очень зол на Шварна. Нас меньше, и мы не могли вечно не позволять Юрию переправиться через Днепр. Главная задача у нас – не допустить, чтобы Юрий и Владимирка Галицкий соединились, ибо тогда у них будет уже четырехкратное превосходство. Теперь я дам Юрию бой у Киева, чтобы потрепать его войско, а половцев напугать. Дикие половцы мнительны и готовы бежать при одной угрозе поражения. К нам тоже пришли подкрепления: сильную дружину привел брат мой Ростислав из Смоленска, а черные клобуки и все воюзные племена сейчас перекочевывают под Киев со своими семьями, вежами и стадами.
– Представляю себе, во что превратятся пригороды! – схватился за голову Хотен.
– Не наши кочевники, так дикие половцы бы там напакостили, – пожал плечами великий князь. – Сие война! Большая война. Зато за свои вежи, семьи и стада наши друзья-батыры будут сражаться как львы – и защитят Киев. Пригороды и посады – не твоя забота, мечник. Ты сменишь в городе Петра Бориславовича, а он пусть выводит на валы перед Лыбедью ополчение. Я поручил ему укрепить Киев, сам город. Бой под Киевом я надеюсь выиграть, есть к тому причины. Однако на войне всякое случается. Если вдруг доведется отступить и укрыться за стенами, они должны быть надежны. Петр тебе расскажет, что успел сделать. Пошли важные дела, он, киевский тысяцкий, нужен мне в совете. А вы вместе с Радко проверьте по второму разу, сами, все ворота, башни, стрельницы, заборола. Что обветшало, наскоро почините. Снесите постройки в пригородах, мешающие обстреливать противника со стен. Пойманных лазутчиков вешай сам, меня такими пустяками не отвлекай. Я сейчас велю написать для тебя грамоту к Петру и к старцам градским.
– Сколько у меня времени? – осведомился Хотен.
– От силы пара дней, – усмехнулся князь Изяслав. – Сделай, что успеешь. Ночами приказываю спать. Юрию еще нужно перевести свои полчища от Витичева брода на Зарубский, переправиться через Днепр и притащить всю сию ораву к Киеву, а я расставлю войска вокруг города, чтобы не подпустить их к стенам. Я хорошо знаю Юрия, мой дядя не стратегос, не Александр Македонский! Получив по носу, он снимет осаду и пойдет на соединение с Владимиркой. Вот тогда-то я догоню его и заставлю выйти на решающую битву. Как только мы выступим, ты все бросаешь и скачешь ко мне. Я обещаю тебе прекрасную сечу, настоящую мужскую игру! Лучшую в моей долгой жизни, а быть может, и в твоей молодой. Ждать ее осталось дней пять, не больше. Мы не можем себе позволить ни дня лишнего выжидания, ибо тогда Владимирко приспеет. Венгры к битве опоздают, сие уж несомненно.
– Что смогу, сделаю, великий княже, – поклонился мечник.
– Спросишь, отчего я стою тут и болтаю с тобою? Да с тобою, мечник, просто приятно разговаривать, потому что ты прямо на лету все схватываешь. А там меня ждет куча надутых болванов, а несносней всех дядя Вячеслав. Представляешь, старик сейчас, когда каждый день дорог, вздумал пересылаться послами с Юрием – доказывать свое старшинство над братом и предлагая мир! Как же, станет мириться Юрий – когда уже наводнил дикими половцами Русскую землю! Впрочем, поедем к ним. Пора их обрадовать вестью, что Юрьевичи отбили Зарубский брод. Я покажу тебя брату своему Ростиславу, уж довелось рассказывать о тебе, а теперь покажу. Имей в виду, что после нас с Вячеславом именно у него главные права на киевский золотой стол.
Покрутившись в толпе бояр, Хотен поймал на себе несколько недоброжелательных, завистливых взглядов. Зато князь Ростислав Мстиславович приветливо ему улыбнулся и кивнул головой. Показался князь Ростислав Хотену очень похожим на старшего брата, только был он ростом повыше, широколиц и не имел столичного блеска и естественной, непритворной значительности Изяслава.
Спускаясь с холма, Рыжок вздрогнул и сбился с ноги, и Хотен увидел перед собою неподвижную черную груду. Сразу же отвел глаза, но перед ними еще долго стоял лежащий на боку черный конь. Без уздечки и седла, и темная лужа рядом.
В Киев он вернулся под вечер и, на сей раз не заезжая домой, отправился на известный всем горожанам Бориславов двор, построенный отцом Петра Бориславовича. Хозяина нашел в домовой церкви слушающим вечерню. Взяв у Хотена грамоту, Петр Бориславович поднес ее к толстой свече, горевшей у большой иконы апостола Петра, и вполголоса, чтобы не мешать попу и дьякону, прогудел: «От великого князя киевского Изяслава Мстиславовича боярину Петру Бориславовичу. Юрий переправляется на Зарубском броде. Дела стенные и лазутчиков передай мечнику моему Хотену, сам завтра к полудню выводи ополчение на пески противу Золотых ворот».
– Давай, передавай дела, боярин, а то я у тебя прямо в церкви засну, – попросил Хотен, неприлично зевая.
– Да все давно починены стены, а лазутчики пойманы и повешены, – ухмыльнулся боярин Петр. – Езжай домой да отоспись, а утром спокойно все проверишь. И вообще мнится мне, что великий князь тебя отдохнуть сюда послал.
– Твоими устами да мед пить, боярин, – поклонился Хотен.
– А кому ты привез сию, вторую грамоту? – и боярин показал на нее пальцем.
– Тоже от великого князя старцам градским.
– Давай и ее мне. Я их прямо сейчас созывать буду, а соберутся, сам им и прочту.
Попрощавшись и покинув церковь, Хотен вдохнул полной грудью свежего воздуха, надел шапку и огляделся. Хмырь торчал у коновязи, где устало стояла шестерка их коней (слава богу, по городу можно ездить без заводных), Прилепы нигде не было видно.
– Да до ветру пошла, заход искать, – простосердечно пояснил Хмырь.
Хотен сплюнул. Бабская природа, она все-таки прорывается. Мужик, тот
