– По-моему, скиснуть может кто угодно.
Акос едва не рассмеялся, так забавно у нее это прозвучало.
– Знаешь, – наставительно сказал Акос, – состояние «скисания» или «кошмарности» – в общем, называй как хочешь – это не обязательно навсегда.
Кайра промолчала. Неужели она никогда не думала хоть о чем-то хорошем?
– Давай-ка лучше я займусь готовкой, – предложил он, забирая у Кайры многострадальную кастрюлю. – Я-то небось ничего не спалю.
– У меня еда пригорела только один раз! – возмутилась Кайра. – Или, по-твоему, я – ходячее несчастье?
Шутка – но всего лишь с долей шутки, пропитанной извечной горечью.
– Разумеется нет, – серьезно ответил Акос. – Поэтому именно ты будешь нарезать солефруты.
С кроткой задумчивостью, которая была ей совершенно несвойственна, Кайра достала из холодильника солефруты. А потом принялась кромсать их, склонившись над столом.
16. Кайра
Моя каюта находилась возле машинного отсека, поэтому путь из кабинета Ризека предстоял дальний. Брат вызывал меня, чтобы вручить маршрут Побывки. Заодно я должна была присутствовать на приеме для избранных, который Ризек устраивал перед приземлением: мне следовало помочь брату в переговорах с руководством Питы. Я согласилась, поскольку для этих дел не требовался мой токодар – лишь способность «заговаривать зубы».
Как и предсказывал тот циничный Изыскатель, которого мы с Акосом встретили еще в особняке, Ризек выбрал в качестве места Побывки именно Питу – водяную планету, известную своими развитым материаловедением и атмосфероустойчивой техникой. Это означало, что слухи о секретном питайском оружии были правдивы, и можно не сомневаться, – Айджа Керезет, зараженный воспоминаниями Ризека, их уже подтвердил. А если Айджа помог Ризеку отыскать самое мощное оружие Ассамблеи, мой брат скоро ринется в бой. Ризек развяжет вожделенную войну против тувенцев, чтобы подчинить себе Туве целиком и полностью.
Я была уже на полпути к своей каюте, но внезапно везде вырубился свет. Коридор погрузился в темноту. Гул из диспетчерской службы энергообеспечения корабля стих.
Вдруг я услышала ритмичное постукивание. Один удар, затем три и снова один. Один-три-один.
Обернулась, прижавшись спиной к стене.
Один-три-один.
Руки покрылись тенями. На полу засветились полосы аварийного освещения, в их тусклом свечении я разглядела бегущего ко мне человека. Присев, выставила вперед локоть. И зашипела, когда он ударился не в плоть, а в броню. Легко развернулась, – танцевальные движения, которые я разучивала ради удовольствия, превратились в рефлекс, – вытащила ток-нож и скрутила нападавшего, придавив его к переборке, а к горлу приставив клинок. Чужой нож упал к моим ногам.
Это оказалась женщина в одноглазой маске-балаклаве. Капюшон из плотной ткани накрывал голову незнакомки. Ростом нападавшая была мне по плечо и одета в броню из кожи Панцырника.
Почувствовав лезвие, женщина заскулила.
– Кто ты? – спросила я.
В этот момент ожил запасной интерком. Он был очень старым, полученным нами в наследство от первых Побывок, и голос звучал искаженно.
– Первое дитя рода Ноавеков падет от руки одного из детей Керезетовых, – продребезжал интерком. – Правду можно задушить, но уничтожить нельзя.
Я ждала продолжения, но треск стих, интерком замолчал, а привычный корабельный гул возобновился. Женщина негромко застонала.
– Мне следует тебя арестовать. Арестовать и отвести на допрос, – прошептала я, наклонившись к ней и не убирая лезвие ножа от ее горла. – Тебе известно, как мой брат допрашивает людей? Он пытает их с моей помощью. С помощью моего токодара, – усилием воли я толкнула тени в руку незнакомки, и женщина взвизгнула.
На миг мне показалось, что я слышу голос Лети Зетсивис и отпихнула от себя нападавшую. Наши тела подсвечивались аварийными полосами. Я сумела разглядеть единственный яркий глаз, уставившийся на меня.
Неожиданно вспыхнули лампы: одноглазая женщина кинулась прочь и исчезла за углом. Догонять ее я не стала.
Сжала кулаки, чтобы перестали трястись пальцы. Я не могла поверить в то, что сейчас натворила. Если Ризек будет в курсе, тогда мне несдобровать.
Подобрала чужой нож, хотя жалкий кусок металла ничем не напоминал холодное оружие шотетов. Зазубренное лезвие, заточенное вручную, с «рукоятью» из намотанной изоленты…
Я побрела дальше по коридору, особо не интересуясь, в правильном ли направлении я иду. Мне хотелось двигаться.
Меня не ранили, никаких следов нападения на мне не осталось.
Я надеялась на то, что полумрак не позволит службе безопасности разглядеть на видеозаписи, как я отпускаю нападавшую. Что же я наделала?
Я побежала. Мои шаги отдавались гулким эхом в пустом коридоре, однако спустя несколько секунд я врезалась в орущую толпу. Все вокруг заклокотало, вторя стуку моего сердца. Я натянула рукава пониже, чтобы ни до кого случайно не дотронуться. Возвращаться в каюту я теперь не собиралась, мне нужно было поскорее встретиться с Ризеком и убедить его, что я не имею к случившемуся никакого отношения. Отказаться мучить людей – это одно, а участвовать в перевороте – совсем другое. Нож незнакомки я сунула в карман, подальше от любопытных глаз.
Когда я добралась до отсека Ризека – он находился на противоположном борту корабля, – меня обступили стражники и проводили до кабинета. Я постучала, сомневаясь, что брат меня впустит, но тот крикнул входить.
Ризек стоял в одиночестве, босой, отвернувшись к стене. В руке он зажал стакан с разведенным экстрактом тихоцвета. Броня лежала на кресле.
Когда Ризек обернулся, в его глазах я различила панику.
– Тебе чего? – рявкнул он.
– Я… – пробормотала я и почему-то испуганно запнулась. – Я хотела убедиться, что ты в порядке, Ризек.
– Разумеется, я в полном порядке. Вас убил двоих заговорщиков, попытавшихся проникнуть сюда. Они и пискнуть не успели.
Ризек отдернул занавеску, за которой скрывался огромный, высотой почти в его рост иллюминатор, и уставился на изумрудное токотечение. Еще немного – и Ток посинеет, указывая, что настало время раскопок и поиска, время исполнить ритуал наших предков.
– Неужто ты полагала, сестричка, что детский заговор может мне повредить?
– Когда на тебя нападают, Ризек, немудрено прийти в смятение, – я осторожно приблизилась к Ризеку, словно он был диким зверем.
– Я вовсе не в смятении! – заорал он, со стуком поставив стакан на столешницу.
Содержимое расплескалось. По белому ковру растеклись красные пятна.
Я посмотрела на брата, захваченная воспоминанием о его надежных руках, державших меня во время моей первой процессии, о том, как он с улыбкой поддразнивал меня, когда я нервничала. Не его вина, что он стал изощренным чудовищем.
Наш отец превратил Ризека в изверга. Оставив меня в покое, Лазмет Ноавек преподнес мне величайший подарок – дар, более щедрый, чем сама жизнь.
Я тоже приходила к Ризеку лишь с обвинениями, гневом, презрением, страхом. И никогда – с добротой. Отец целиком полагался на целенаправленные угрозы и пугающее молчание, мать же, с кинжальной ловкостью, пользовалась добротой. Так что пока я напоминала Лазмета, а не Илиру. Тем не менее все еще можно изменить.
– Я – твоя сестра. Тебе не обязательно от меня таиться, – мягко
