Ризек уставился на испачканный красным манжет рубашки. Брат молчал, и я решила, что это добрый знак.
– Помнишь, как ты играл со мной в куклы? Как ты учил меня держать нож? Я норовила сжать его посильнее, и у меня немели пальцы, а ты показывал мне, как правильно.
Он нахмурился. Интересно, помнит ли он свои давние воспоминания или уже вкачал их в своего личного оракула?
А вдруг Ризеку передалась часть доброты Айджи? Полминуты – и обмен завершен…
– Мы с тобой не всегда были такими, как сейчас, – добавила я.
Ризек продолжал молчать, и меня охватила надежда, что отныне он будет смотреть на меня иначе и наши отношения изменятся. Только бы брату удалось победить свои комплексы! Ризек посмотрел мне в глаза: и мне почудилось, что я не ошиблась, я почти слышала его тихий голос…
Мы могли бы стать такими, какими прежде.
– Но ты убила нашу мать, – твердо проговорил Ризек. – Теперь мы имеем то, что имеем.
Меня словно ударили под дых. Но, признаюсь, на какую-то минуту меня дурманила надежда.
Я провела бессонную ночь, страшась того, что может устроить Ризек после нападения.
Ответ пришел утром. Пискнул сигнал новостного экрана. Вскочив с койки, я метнулась к стене и провела пальцем по сенсорной панели. На экране возникла тощая фигура Ризека. Отсветы брони бросали на его бледное лицо жутковатые блики.
– Вчера мы пережили… попытку раскола.
Его губы насмешливо изогнулись. Брат понимал, что чем меньше страха он выкажет, тем лучше будет его репутация славного шотетского правителя-воина.
– К счастью, преступники не смогли причинить нам вред и просто заглушили двигатели корабля. Но нам все же придется найти и искоренить ростки заговора, – его тон сделался зловещим. – С сегодняшнего дня мы начнем произвольно выбирать из базы данных людей, независимо от их возраста, которые будут обязаны отвечать на наши вопросы. С восьми вечера и до шести утра вводится комендантский час, касающийся всех нас и членов экипажа – кроме непосредственно занятых обслуживанием корабля. Он будет отменен только тогда, когда мы устраним проблему. Побывка откладывается до тех пор, пока я не удостоверюсь в безопасности полета.
– «Отвечать на наши вопросы» – это эвфемизм, означающий «допрос с пристрастием»? – спросил Акос у меня за спиной.
Я кивнула.
– Если кому-то известны имена тех, кто замешан в мерзкой выходке, – продолжил Ризек, – в ваших же интересах ввести нас в курс дела. Те, кого уличат в сокрытии информации или лжи в ходе дознания, будут сурово наказаны именем шотетского народа. Заверяю вас, что безопасность корабля и находящихся на нем людей – моя главнейшая забота.
Акос фыркнул.
– Если вам нечего скрывать, вам нечего и бояться, – подвел итог Ризек. – Продемонстрируем же галактике нашу мощь и единство!
Его лицо оставалось на экране еще несколько минут, после чего начались новости на отирианском, которым я владела вполне сносно. Рассказывалось о засухе на Тепесе, и шотетские субтитры в кои-то веки были правдивыми.
– «Продемонстрируем же галактике нашу мощь и единство», – повторила я себе под нос. – Вот в чем, значит, цель нынешней Побывки.
– А ты что думала?..
Я продолжала смотреть на экран. Через сорок дней Ассамблея должна была проголосовать за выдвижение дальнейших требований к оракулам на всех планетах. Шотетские субтитры гласили: «Ассамблея пытается установить жесткий контроль за оракулами, используя тиранический закон, который будет принят через сорок дней».
Перевод нельзя было назвать неточным, скорее – крайне предвзятым.
Известная шайка космических пиратов получила пятнадцать сезонов тюремного заключения. Перевод на шотетский утверждал: «Группа золданских повстанцев приговорена к пятнадцати сезонам тюрьмы за критику чрезмерных ограничений, вводимых Ассамблеей». А это уже не столь точно.
– Побывка – это признание нашей веры в Ток и того, кто им повелевает, – произнесла я. – Религиозный обряд и способ почтить предков.
– Шотеты, которых ты описываешь, не похожи на тех, кого я встречал, – заметил Акос.
– Вероятно, ты видишь только то, что хочешь увидеть.
– Думаю, это относится к нам обоим. Ты нервничаешь? Боишься, что Ризек не оставит тебя в покое?
– Возможно, и так.
– А если ты откажешься ему помогать? Что он с тобой сделает?
– Ты не понимаешь, – вздохнула я. – Люди обожали мою мать. Считали божеством, сошедшим с небес. Народ скорбел о ее смерти. Мир для них в те дни раскололся пополам, – я прикрыла глаза, припоминая ее лицо. – Когда они узнают, что я с ней сделала, меня разорвут в клочья. Ризек способен натравить на меня шотетов, так что у меня нет выбора.
Акос нахмурился. А я опять задумалась о том, что он ощутит, если я умру. Не то чтобы мне казалось, будто Акос меня ненавидит, просто чувствовала, что при одном взгляде на меня он сразу вспоминает о своей судьбе. Ведь именно я невольно могла стать тем самым Ноавеком, из-за которого ему предстояло расстаться с жизнью.
А я не была уверена, что стою того.
– Я надеюсь, что ты избежишь самого худшего, – прошептал он, наклоняясь ко мне.
Нас разделяло лишь несколько изитов. Мы часто дотрагивались друг до друга. Во время тренировочных боев, или когда стояли у плиты и готовили себе завтрак, или когда он унимал мою боль. В общем-то я не должна была чувствовать ничего необычного, когда наши бедра соприкасались или перед моими глазами появлялись напряженные мускулы его руки.
Не должна была, однако почувствовала.
– Как поживает твой приятель Сузао? – спросила я, отстраняясь.
– Я дал Йореку снотворное, чтобы он вылил его в лекарство, которое по утрам принимает его отец.
– Йорек собирается отравить собственного отца? Занятно.
– Сузао должен свалиться за ланчем. Может, когда он очнется, то разозлится и вызовет меня на поединок.
– На твоем месте, прежде чем раскрыть себя, я бы этим не ограничилась. Он должен не только рассердиться, но и испугаться.
– Нелегко представить его испуганным.
– Каждый из нас чего-то да боится – хмыкнула я. – А те, кто злится, боятся сильнее прочих.
Токотечение постепенно меняло изумрудный оттенок на голубой, а мы еще даже не приблизились к Пите. Ризек отложил Побывку. Мы продвигались вдоль края галактики, вне юрисдикции Ассамблеи. Душное облако нетерпения накрыло всех на корабле. Я чувствовала его везде, куда бы ни пошла. Впрочем, я лишь изредка покидала свою каюту.
Ризек не мог отменить высадку и отказаться от Побывки, иначе бы остался в истории первым владыкой, пошедшим наперекор древним традициям. Я пообещала брату, что буду иногда появляться в его обществе.
И сейчас я находилась на смотровой палубе среди его ближайшего окружения. После попытки переворота миновало уже несколько дней.
Я посмотрела в иллюминатор: космос напоминал раззявленную пасть, готовую нас поглотить. Возле меня топтался Вас с чашкой чая. На костяшках его пальцев выступила кровь.
Вас вытащил носовой платок, вытер ее и спрятал платок обратно в карман.
– Насколько мне известно, Вас, боли ты не чувствуешь, – сказала я, – но, по-моему, даже в твоем
