– Кровь моего мужа требовала отмщения. В будущем Акос сам все поймет.
– Сомневаюсь. Он увидит только то, что его мать манипулирует им, принуждая делать то, что он ненавидит.
– Возможно.
Чернота космоса накрыла корабль бескрайним плащом, и я присмирела. Пустота всегда меня утешала. Я как будто отправилась на Побывку, правда, теперь прощалась с прошлым, а не с местом, которое могла назвать собственным домом. Отсюда трудно было заметить границу между тувенцами и шотетами, и я вновь почувствовала себя в безопасности.
– Пойду-ка проведаю Акоса, – сказала я.
Но прежде чем я встала, Сифа взяла меня за руку и наклонилась ко мне столь близко, что я различила золотисто-карие прожилки в ее темных радужках. Она сморщилась от боли, но руки моей не выпустила.
– Спасибо, – шепнула она. – Догадываюсь, что тебе нелегко было отказаться от мести в пользу милосердия к моему сыну.
– Если бы я воплотила в жизнь наихудшие кошмары Акоса, мои собственные все равно остались бы при мне, – неловко пожала я плечами. – Кроме того, я способна справиться лишь с ограниченным набором кошмаров.
40. Акос
Шотеты похитили братьев Керезет и перевезли их через Рубеж, но это было только началом. Акос освободился от наручников, украл нож у Кальмева Радикса и зарезал его, но шотеты жестоко избили Акоса, после чего потащили пленников в Воа, к Ризеку Ноавеку. Вниз по склону утеса, по пыльным, продуваемым всеми ветрами улицам, навстречу смерти или тому, что будет хуже смерти. Вокруг галдели люди. Воа пугал и вводил в замешательство.
Когда они брели по короткому туннелю, ведущему к главным воротам поместья Ноавеков, Айджа шепнул Акосу: «Я так боюсь…»
Гибель отца и похищение разбили хрупкую душевную оболочку Айджи, словно скорлупу яйца – и с тех пор на землю беспрестанно сочились слезы. С Акосом же было иначе.
Оказалось, что его скорлупу так просто не разобьешь.
– Я пообещал отцу, что вызволю тебя отсюда, – сказал он Айдже. – И я спасу тебя, Айджа. Я клянусь.
Акос крепко обнял старшего брата за плечи. Они пошли вместе.
Теперь они вырвались на свободу, но вместе больше не были. Акос тащил его силком.
В тесном помещении было неуютно и холодно, зато имелась раковина. Акос разделся по пояс. Рубашку, конечно, не отстирать. Он пустил воду – настолько горячую, насколько мог выдержать, – взял маслянистое мыло и принялся яростно тереть руки. Сунул голову под кран. Солоноватая влага тотчас попала в рот.
Когда вода наконец-то смыла запекшуюся кровь из-под ногтей, Акос позволил себе заплакать.
Весь мокрый, он всхлипывал то ли от ужаса, то ли от облегчения. Разрешил своему горлу издавать невнятное бульканье. Ноющие мускулы вздрагивать от горячей воды.
Когда Кайра спустилась по лестнице и открыла дверь, Акос нетвердо стоял на ногах. Вернее, повис на краю раковины, обхватив руками голову. Девушка окликнула его по имени, и он выпрямился. Их взгляды встретились в треснутом зеркале, висящем на стене. По шее и спине Акоса стекала вода. Он закрыл кран.
Кайра перекинула волосы через плечо. Темные, как космос глаза, потеплели, когда она посмотрела на Акоса. Тени обвили ее руки, дотянувшись до ключицы, но они двигались плавно, заторможенно.
– Вас? – спросила Кайра.
Акос кивнул. Ему понравилось, что она не стала произносить пустых слов. Не было ни «Туда ему и дорога!», ни «Ты поступил так, как должен был поступить», ни даже «Все будет хорошо».
Кайра привыкла к аскетизму. Она всегда предпочитала суровую правду. Принадлежала к тому типу людей, которые решительно переломают себе кости, если знают, что новые будут прочнее прежних.
– Ладно, – произнесла она. – Думаю, нам надо найти тебе сухую одежду.
Кайра выглядела усталой, как от тяжелой работы, занявшей целый день. Это было еще одной ее особенностью: нелегкая жизнь подготовила Кайру к трудным ситуациям. Хотя кому-то это могло прийтись не по вкусу.
Акос выдернул пробку из раковины, и ржавая вода, изит за изитом, исчезла в сливе. Взял висевшее рядом полотенце, вытерся. Обернувшись, он заметил, что тени заволновались, нервно задвигались вдоль рук и груди. Кайра поморщилась. Да, многое изменилось: токодар уже не отнимал ее жизненную силу.
Новая Кайра получила возможность чуть-чуть дистанцироваться от боли.
Акос поплелся за ней вверх по лестнице, потом – по коридору на склад. Там обнаружились простыни, полотенца и сменная одежда. Акос выудил из стопки вещей рубашку. Она оказалась великовата, но была чистой.
Кайра поднялась на пустую палубу. Корабль лег на орбиту. Рядом с люком Сифа и Тека заворачивали тело Ори в белую простыню. Дверь камбуза оставалась закрытой: Исэй и Сизи пока не выходили.
Акос встал за спиной у Кайры, смотревшей в иллюминатор. Ее завораживало зрелище бескрайней пустоты космоса.
А ему нравились перемигивание звезд, ровное сияние далеких планет, пурпур токотечения.
– Есть шотетское стихотворение, которое я очень люблю, – вымолвила она на чистом тувенском.
Прежде Кайра почти никогда не говорила с ним по-тувенски. Значит, теперь пришло время для тувенского, для его родного языка.
Сейчас Кайра и Акос были на равных. Кайра едва не погибла, пытаясь этого добиться.
Акос наморщил лоб и задумался. Наверное, о человеке можно судить по тому, как он себя ведет, ощущая боль. Кайра, чьи физические страдания были нескончаемы, хотела пожертвовать жизнью, чтобы освободить Акоса.
Он никогда этого не забудет.
– Его сложно перевести, – продолжила она, – но примерный смысл такой: «Лишь тяжесть на сердце свидетельствует, что справедливость восторжествовала».
– У тебя – отличное произношение, – проговорил Акос.
– Мне нравится, как звучит тувеский, – она дотронулась до горла. – Я сразу начинаю думать о тебе.
Акос взял Кайру за руку, их пальцы переплелись. Тени исчезли, ее смуглая кожа потускнела, но тревога из глаз не ушла. Возможно, если Акос будет сравнивать бездонную космическую пустоту с цветом ее глаз или теплым оттенком ее кожи, ему удастся к ней привыкнуть?
– Справедливость восторжествовала, – повторил он. – Но это лишь только одна из точек зрения.
– Такова и моя точка зрения. А ты, судя по кислому выражению твоего лица, избрал путь вины и отвращения к себе.
– Я хотел его убить. И ненавижу себя за подобные желания, – Акос вздрогнул, взглянув на свои руки, покрытые синяками и царапинами – совсем как лапы Васа.
Кайра помолчала.
– Никто не знает, что правильно в жизни, а что – нет, – ответила она. – Мы лишь делаем то, что в наших силах. И каждый из нас всегда нуждается в милосердии. Сказать, кто меня этому научил? – улыбнулась она. – Ты.
Акос оторопел. Он не представлял, что мог чему-то научить Кайру Ноавек. Зато прекрасно представлял, чем ей придется платить за проявленное милосердие по отношению к Айдже и Ризеку. Кайра сама сделала свой выбор. Вместо выстраданной победы она получила взамен только
