Ариэль тряхнула головой, ее волосы, дотоле казавшиеся тусклыми, в мгновение ока ожили и полыхнули пламенем.
– Признаться, эта чертовка умеет убеждать.
– А дальше? – с трудом спросил я, чувствуя, как во мне разгорается темное пламя какого-то неизвестного мне доселе чувства. Наверно, это и есть ревность, которую я раньше никогда не испытывал. Да, Хоулленд и вправду раскрыл неведомые ранее стороны моей натуры. Оказывается, как некогда сказал какой-то философ-утопист, ничто человеческое мне не чуждо.
– А дальше все было просто. Когда он пришел, мы посидели в гостиной, выпили шампанского, и я обратила внимание, что он постоянно с кем-то чатится. Потом он выразил желание подняться наверх, начал потихоньку приставать ко мне, а я предложила ему освежиться. Он ушел в ванну, и я заглянула в его телефон.
Она закрыла лицо руками и простонала:
– Г-гад. Какой же он негодяй…
Я не стал расспрашивать ее о том, что же она прочитала. Просто рефлекторно обнял ее и после паузы сказал:
– Все позади, не волнуйтесь. Его нет и больше не будет.
Мы спустились в гостиную, поскольку Ариэль захотела пить. Действительно, на журнальном столике у камина были остатки их с Фредди посиделок – початая бутылка шампанского, между прочим «Моёt», и ополовиненная коробка шоколадных конфет. Ариэль хотела было тут же выбросить все это, но я сказал, что не стоит, будем считать это нашим боевым трофеем.
– А вы очень смелый, – улыбнулась она мне. – Как вы на него бросились! И так легко двигались…
– Скорее это он на меня бросился, – возразил я, усмехнувшись и вспоминая все подробности нашей отнюдь не героической кинематографической схватки. Но переубедить Ариэль оказалось невозможно. Похоже, она прочно записала меня в отчаянные герои после сегодняшнего случая.
Между прочим, я почувствовал, что голоден. Видимо, на этот скоротечный бой я растратил неимоверное количество калорий, так что голод – наверняка неизменное чувство победителя. Ариэль каким-то шестым чувством это уловила и отправилась готовить для нас яичницу с беконом. Пока она готовила, входная дверь почти бесшумно открылась, и в дом вошел Блейк. Он сразу почувствовал запах яичницы.
– Слава Богу, сегодня мы управились пораньше, – проворчал он, разуваясь. – А я уж боялся, что этот футбол…
Увидев меня, Блейк замолчал на полуслове.
– Добрый вечер, Блейк, – сказал я спокойно. – Как ваше самочувствие? Надеюсь, вы продолжаете лечиться?
Блейк беспомощно перевел взгляд с меня на появившуюся с чугунной сковородкой в руках Ариэль.
– Вашими молитвами, – наконец медленно ответил он. – Док? Какими судьбами вы оказались здесь?
Ариэль поставила сковородку на стол, а затем подбежала к отцу и обняла его:
– Папа, прости меня, пожалуйста. Я была не права!
Блейк вновь посмотрел на меня и машинально погладил Ариэль по волосам:
– Ну что ты, дочка…
Ариэль от этой мимолетной ласки почти расплакалась, точнее пару раз всхлипнула, но тотчас взяла себя в руки. Я, откровенно говоря, пребывал в некоторой растерянности. Наконец, Блейк мягко отстранил дочь и сказал:
– Так, дорогие мои, а теперь мы поужинаем, и вы мне расскажете, что произошло.
Поэтому яичницу мы употребили под наш с Ариэль рассказ о наглом Фредди (и, по словам Ариэль, благородном Фоксе). Блейк внимательно слушал, хмыкал, вздыхал, и глаза его поблескивали.
– Док, – сказал он, привставая. – Вы… я вам очень, очень признателен.
– Перестаньте, Блейк, – отмахнулся я. – Об этом не стоит и говорить. Надо подумать над тем, что делать дальше.
– Сколько раз я тебе говорил: оставайся на Большой земле, – отрезал Блейк, с упреком глядя на дочь.
– На Большой земле таких Фредди гораздо больше, чем в Хоулленде, – возразил я. – Но там нет вас, Блейк, и вашей защиты.
– И что же делать? – спросил Блейк. – Док, давайте будем реалистами: после случившегося моя дочь больше не сможет продолжать работать в канцелярии. Боюсь, и вам не поздоровится – теперь ваш бизнес подвергнут самому пристальному вниманию. Да-а, что и говорить – ситуация…
– И пусть себе, – сказал я. – У меня все чисто. А что касается ситуации, то она не столь уж и плачевна. В любом случае, у нас есть две спокойные недели до выборов, правильно?
– Правильно, – вздохнул Блейк. – Эх… всю жизнь хотел оградить дочь от цирка, но, похоже, это проклятое место своих не отпускает.
– А зря, папа, – ответила Ариэль. – Мне всегда в цирке нравилось. Даже не знаю, почему некоторые его так боятся.
– Фредди? – попробовал угадать я.
Она кивнула:
– Он. И его отец, кстати, тоже.
Это вполне согласовалось с тем, что я узнал из дневника Игги. Представляю себе, какое впечатление на них произвело то, что произошло с Джереми, если страх от этого события жив до сих пор.
И тут меня осенило. Стоп! А что, собственно, произошло с Джереми? Почему его скелет выглядит так фантастично-причудливо? Игги этого не знал, у него была только теория, которой он следовал. Фактов, кроме этого пресловутого скелета, у него не было. Я тоже ничего не знал о причинах таких метаморфоз. Боязнь броха, изуродованный скелет, история с археологами и их ребенком-карликом – это было важно. Очень важно.
– О чем задумались, Фокс? – спросил Блейк, с интересом глядя на меня.
– О том, что все это, черт возьми, неправильно, – соврал я.
– Что именно?
– То, что здесь творится. Два семейства захватили власть в стране и преспокойно наживаются на всех остальных.
– Вы говорите как убежденный коммунист.
– К черту коммунизм, – возразил я. – Блейк, мне до сих пор тяжело дышать от удара этого типа, но я не могу просто взять и заявить на него в полицию…
– Можете, – ответил Блейк, – только все без толку. Спорим, Бенджен уже рассказал вам про наш пресловутый status quo?
Я кивнул:
– Рассказал. Но меня этот status quo в последнее время не очень устраивает.
– Боюсь, что никого не устраивает. Но что делать?
Я вдохнул в грудь побольше воздуха, что немедленно вызвало тупую боль между ребрами, и ответил:
– В таких случаях меняют всю систему.
– Не поможет, – скептически усмехнулся Блейк, неторопливо прихлебывая чай. – Уже как-то пытались… Не слыхали?
– Слыхал непосредственно от экс-президента, когда тот кормил своим гамбургером пса боцмана с самой большой грудью во всем флоте.
Блейк лукаво посмотрел на меня:
– А вы очень даже неплохо освоились в городе, док.
Я кивнул и признался:
– Мне самому, откровенно говоря, не по себе. Я здесь человек новый, а пытаюсь вмешаться и изменить порядок, на первый взгляд устраивающий всех.
– Возможно, это и к лучшему, – рассудительно сказал Блейк. – Потому что никто из нас, лепреконов, на такое не решится. Только непредвзятый человек…
– Так вы за это? – удивился я.
– Да, – твердо ответил Блейк. – И, скажу вам, не только я один. Тот же Бенджен, уверяю вас, просто мечтает, чтобы Кохэгены с Харконенами исчезли к чертовой бабушке. Вопрос в том, как это сделать.
Он отставил чашку:
– Тьфу ты… что за чай последнее время, на вкус
