Вслед за ней уснул и я.
Наутро мой кошмарный сон по-прежнему не давал мне покоя, не шел из головы. Хоть это и нетипично для ученого, но к сновидениям я относился серьезно: возможности человеческого разума еще до конца не изучены, но ясно одно – наш мозг обладает намного бо́льшими возможностями, чем мы умеем и можем использовать. И сны – это вовсе не пустопорожние видения. Это подсознание выдает нам то, что прошло мимо сознания наяву, но выдает на своем, символическом, обобщенном языке. Иными словами, в сновидении определенно есть смысл, и нельзя не обращать на него внимания, игнорировать сигналы, которые подает нам наше подсознание.
Естественно, этот ужасающий образ Игги был вызван чтением его дневников и моей усиленной работой в лаборатории. Я переутомился. Возможно, я действительно подсознательно проводил параллели с его жизнью и своей собственной. И это немудрено – наши судьбы и правда были очень похожи. Но к чему в этом зловещем сне он пел эту песню? И эти слова?
Я не настолько хорошо знал немецкий, поэтому воспользовался голосовым поиском Гугла. Как ни странно, фраза имела смысл, если это можно так назвать.
«Они извлекают из-под земли свет звезд!»
Что это может означать?
Ариэль заметила мою задумчивость и пристала ко мне с заботливыми расспросами. Мой сон страшно ее удручил, и я все время ловил на себе ее испытующе-внимательный взгляд. Я сначала не хотел рассказывать ей о своем сне, хотя до этого историю об Игги рассказал и даже дал почитать его дневник.
Ариэль была потрясена. Она совершенно не знала об этой стороне жизни миссис Штайнер, знала лишь, что та была замужем, муж ее трагически погиб и она жила в одиночестве, храня память о нем. Читала Ариэль быстро, и вскоре мы уже обсуждали записи несчастного Игги.
– Вы именно это ищете, да? – спросила она. – То таинственное явление, что погубило несчастного Игги?
– Да, – ответил я. – Это как-то связано с пресловутым проклятием цирка, вернее броха. Но как связано, я пока понятия не имею.
– Цирк странно действует на людей нормального роста, – подтвердила Ариэль. – Ни один из них надолго не задерживался здесь. Кроме Одетт-Одиль, если их можно назвать нормальными.
– И растения вокруг какие-то странные, – добавил я. – А как ведут себя животные? Например, птиц на стенах броха и поблизости я никогда не видел. Блейк говорил, что животным здесь неуютно.
– Да, им в цирке неуютно. Кроме, пожалуй, пони. Но всех лошадей мы держим в конюшне далеко от броха, там они вроде нормально себя чувствуют. И кстати, Кэмерон никогда не спит в брохе: летом на улице, зимой в конюшне, и вообще в цирк заходит только на репетицию или выступление.
– Вот, пожалуйста, и еще факты, которые существуют, но ничего не объясняют, – я усмехнулся и снова вспомнил свой сон.
В конце концов я поведал Ариэль о том, что мне приснилось. Она не испугалась, но забеспокоилась.
– Я так и думала… Вы слишком много работаете, Фокс, – вздохнула она. – Может, вам хотя бы сутки хорошенько отдохнуть?
– Ага. Сходить куда-нибудь, развеяться, – я притянул ее к себе и поцеловал. – Мне и с вами хорошо, а сны меня нисколько не пугают. Но чертовски интригуют.
В полдень ко мне явился Барт. Он смущенно помялся в дверях и спросил, можно ли меня на минутку. Я вышел в коридор, решив, что, возможно, у него какая-то деликатная проблема по медицинской части. Оказалось, не совсем так:
– Доктор, вы мне не дадите в долг двести фунтов на «небогоугодное» дело? – спросил Барт, потупившись.
– Конечно, Барт, – ответил я. Для меня это были небольшие деньги, хотя, по меркам Хоулленда, довольно приличные. – А что за дело, если не секрет?
– В «Лепреконе» открыли тотализатор. Впервые за тридцать лет принимают ставки на исход выборов.
– С чего это вдруг? – поинтересовался я.
– Так ведь народ у нас не слепой, – ответил он. – Чувствуют, что направление ветра меняется, вот и хотят на всем наварить бабки.
– И какие ставки?
– Харконен – 1,1… Кохаген – 1,25… На «ни один из» – 2,1… Пока.
– В каком смысле «пока»?
– Да в самом прямом. С утра было пять к одному, но ставят многие, потому ставку выигрыша понизили. В любом случае, ниже 1,5 она не упадет, так что на ваших двухстах фунтах я подниму сотню. Будет старичишке на молочишко…
– Вот что, – сказал я, доставая бумажник. – Возьмите восемьсот и поставьте пятьсот от меня. Если выиграем – триста можете положить себе в карман.
– Не если, а когда, – поправил меня Барт. – Ну, с богом.
Не прошло и получаса, как с той же просьбой, только речь шла о сумме вдвое меньшей, ко мне обратился бородатый женщина, а за ним и Одиль с Одетт.
– На кого будете ставить? – уточнил я у сестер.
– На вас, – прямо ответила Одетт.
– Ммм… Не понимаю – с каких это пор меня внесли в список кандидатов? – всерьез обеспокоился я.
– Пункт «ни один из…» – это же значит, что победите вы, – пояснила Одиль.
Я рассеянно кивнул, и сестры засеменили к выходу.
В общем, день прошел нервно, зато вечером мы могли насладиться нашим с Ариэль роликом, одновременно вышедшим на нашем телевидении, на Ютюбе и даже в нескольких телепрограммах Британии и Ирландии. Удар, похоже, получился сильнейшим.
Поздно ночью, когда я уже спал, мне позвонил Барт.
– Наши уроды только что разъехались, – доложил он.
– Уроды у нас кто? – уточнил я.
– Харконен с Кохэгеном. Чего они там решили, не знаю, но разъехались не по домам – Кохэген умчался в «Гроб», а Харконен – к себе в офис. Я так понимаю, скоро начнется отключение электроэнергии.
– Посмотрим, – сказал я. – Не думаю, что до выборов они примут такие радикальные меры.
Через полчаса опять позвонили, на этот раз с неизвестного номера. Я уже дремал, Ариэль мирно посапывала рядом.
– Это Пьер, сэр, – негромко представился абонент. – Я сейчас на городской электростанции и пробуду там до завтра. Завтра в двадцать один ноль-ноль я должен выключить подачу электроэнергии в цирк.
– Спасибо, что предупредили, – усмехнулся я.
– О чем? – удивился Пьер. – Вы что же, думаете, что я его и вправду отключу? Единственное, о чем я хочу предупредить, что ночью свет может мигать – хочу попробовать сделать одну штуку, чтобы у Кохэгена возможности отключения просто не было. Вероятно, мне придется обесточить город на полчаса или около того. Бэбби уже предупредила вашего главного полицейского, а я предупреждаю вас.
– Спасибо, – только и смог сказать я.
К четырем часам ночи свет действительно пропал, но включился минут через двадцать. Потом опять перезвонил Пьер.
– Все в порядке, можете спать спокойно, Кохэген тянет лапки к рубильнику, – доложил он. – Теперь хрен у него получится отключить электроэнергию. Я позаботился… А поскольку станция вырабатывает ток с помощью геотермального источника, то Кохэген разве что может ее взорвать. Но тогда уж, не обессудьте, я
