– Не думаю, что он пойдет на столь крутые меры, – ответил я, поежившись от того, как Пьер свободно рассуждает о том, что он кого-то «шлепнет». Словно комара прихлопнет. Нет, есть что-то в этом неправильное.
И вот, наконец, наступил решающий день. Я волновался, как школьник перед экзаменом. Очень странно: ведь это не было моей идеей, я буквально плыл по течению событий и все-таки как-то ухитрялся управлять ими. Не желая того, я запустил процессы, которые должны были навсегда изменить жизнь Хоулленда.
И это действительно стало моим делом, ведь именно вокруг меня сплотились Бенджен и Блейк, Барбара и Барт, Бельмондо-Пьер и, конечно же, Ариэль. Они поверили в меня, доверились мне, они дали мне полномочия, и я не мог их подвести. Я был знаменем преобразований. А знамя не само движется на поле боя, знамя даже не может само себя защитить и тем более не умеет поражать врагов, но без знамени невозможна борьба. Без знамени невозможна победа.
Как нарочно, в этот день было солнечное затмение. Не полное, но все равно вполне достаточное, чтобы счесть это дурным предзнаменованием. Блейк так и сказал.
– Для кого дурным? – спросил я. – Для нас или для наших соперников? Законы небесной механики – вещь строгая. Брох – сакральное место, следовательно, они меньше всего коснутся его…
Неся эту псевдонаучную чушь, я смотрел, как все вокруг тускнеет, теряет цвет, замирает. Природа словно опустила веки. Мы с Блейком стояли у входа в брох и наблюдали за этими метаморфозами.
– Хорошо, если это так, – вздохнул он.
А потом мы следили за ходом голосования из кабинета Блейка, глядя на экран моего компьютера. Работали все терминалы, работали вэб-камеры на участках и в «Гробу», Кохэген-центре, в барах «У Лепрекона», «Зеленые рукава» и у нас в фойе цирка.
Я поразился тому, как активно народ шел голосовать. В Великобритании я видел такое лишь однажды, во время референдума по Шотландии. Графики, показывавшие распределение голосов, говорили о том, что мы уверенно идем к победе.
Незадолго до окончания голосования к нашей компании присоединилась Барбара, усиленно пытающаяся выглядеть спокойно.
– Пьер отправил меня сюда, – сообщила она мне тихо. – Вы в курсе, что он собрался делать на электростанции?
Я кивнул.
– Я за него беспокоюсь, очень беспокоюсь, – дрожащим голосом сказала Барби. – Это же опасно!
– Ну, Бель… ну Пьера же голыми руками не возьмешь, – сказал я, подмигнув. – Он вам вообще-то о себе рассказывал?
– В общих чертах. Ну да, его поносило по миру. Он бывал в таких местах и в такое время, мама не горюй, одна Украина чего стоит…
– Поверьте мне, он справится, – уверенно сказал я. – И, кстати, запомните, что это он делает ради вас.
– Я знаю, – кивнула она рассеянно. И тут же не в такт добавила: – Хорошо, что у вас с Ариэль все наладилось. И солнечное затмение уже прошло. И ничего не случилось.
И вот наступил наш звездный час. Впрочем, еще до окончания голосования нам было абсолютно ясно – мы победили.
Блейк набрал 65 % голосов, Харконен – 19 %, остальные достались Кохэгену.
Что ж, очень наглядное распределение.
Блейк извлек откуда-то бутылку шампанского и бокалы:
– Ну что, дети, отпразднуем?
– Можно и отметить, – согласился я. – Но, может, соберемся все вместе? И вообще, Блейк, мы победили – и что дальше?
– Ну как что? – ответил он. – Завтра в десять у нас будет пресс-конференция по результатам выборов. Потом предшественник отдаст мне ключи от администрации и канцелярии, я приму отставку у канцлера и кабинета, а в следующее воскресенье состоится инаугурация. Так, Ариэль?
– Да, так, – сказала Ариэль, беря свой бокал. – За тебя, папа.
– За вас, Блейк, – поднял бокал и я, и тут телефон Блейка зазвонил.
Блейк все-таки выпил шампанского, прежде чем ответить. Тем временем телефон зазвонил и у меня.
Это был Барт.
– Поздравляю, док! – победно проорал он. – Мы выиграли!
– Не спешите, Барт, – предостерегающе ответил я. – Конечно, мы победили, но еще не время расслабляться. Все еще впереди.
– Я понял, – бодро гаркнул Барт. – Ладно, я сейчас заскочу в «Лепрекон» и потом сразу к вам за инструкциями, о'кей?
– О'кей, – сказал я. Расслабляться действительно было еще рано.
– Звонил Коннингтон, – сообщил Блейк. – Говорит, что в город приехала куча репортеров, чтобы снимать завтрашнюю пресс-конференцию. Он направил их в «Дыру», так что у Мэри-Сью сегодня праздник.
И тут наши телефоны зазвонили вновь, буквально в унисон.
– Вам надо поменять рингтон, – засмеялся я. – На «We are the champions».
Следующий час наши телефоны буквально разрывались, но по делу было только два звонка. Один опять от Коннингтона – по его сведениям, Харконены пытались покинуть страну, но он их не выпустил, мотивируя это тем, что Харконен-старший обязан присутствовать на завтрашней пресс-конференции.
Второй звонок был от Пьера-Бельмондо.
– Как у вас со светом, горит? – весело спросил он.
– И даже не мигает, – засмеялся я. – А как у вас с Кохэгеном?
– Мы с ним поругались, – расхохотался Бельмондо. – Он пообещал обрушить на меня все кары земные и небесные, а я ему порекомендовал пожаловаться в профсоюз киллеров. Я так понял, что он даже не записал наш разговор на диктофон! Вот ведь шляпа. Я был лучшего мнения о его умственных способностях.
– Не нравится мне все это, – сказал я Блейку в перерыве между звонками.
– Что вам не нравится? Что мы победили?
– Слишком все как-то легко вышло. Слишком… И что нам теперь делать с Харконенами и Кохэгеном?
– Как что? Мы ж договорились: арестовать и судить, – удивился Блейк. – Я после завтрашней пресс-конференции буду обладать всей полнотой власти. Полагаю, что у Бенджена руки чешутся разрушить этот пресловутый status quo и надрать нашим правителям их жульнические задницы.
Я недоверчиво покачал головой. Нет-нет, когда все идет хорошо, жди какой-то подляны, это уж всенепременно.
К десяти прилетел Барт с хозяйственной сумкой, в которой что-то подозрительно звенело, и сразу всучил мне толстенькую пачку денег:
– Я успел поставить еще до того, как они опустили курс, так что держите свою тысячу, док. Сотку я взял на фуршет, ничего?
– Ничего, ничего, – ответил я, чувствуя, как на меня наваливается усталость. И тут, подчиняясь какому-то странному порыву, я спросил:
– Скажите, Барт, а вы ведь застали Игги живым, не так ли? Вы ведь видели его, возможно, даже разговаривали с ним.
– А как же, – он внимательно смотрел на меня. – Я, правда, тогда был совсем мелким, разговаривать с ним мне было не по чину. Но история с его смертью была такой жуткой! Мы с ребятами даже полезли в больницу, в его палату, чтобы посмотреть, что он там кровью-то своей намалевал, но картину к тому времени уже замазали побелкой.
– А какой он был? – спросил я. – Вы помните его? Сможете описать?
Барт пожал плечами:
– Какой-какой… Высокий. Темноволосый. Худощавый. Хотя поесть любил – говорил, на Западном фронте так наголодался, что теперь, мол, ему пища в жир не идет.
– А одевался он во что?
– Когда как. Иногда при
