В отличие от ребят, я мог войти в контактную фазу не засыпая, потому что в принципе никогда не спал и не бодрствовал на все сто. Тем не менее Купер общался со мною чаще всего наедине. Сейчас Дария заснула, свернувшись калачиком и прижимаясь ко мне, а я находился в состоянии, скажем так, «скорее сна». И конечно, Купер появился.
– Жизнь – штука очень непростая, – сказал он, садясь напротив меня в мире, именуемом «глубина». Вокруг нас тут же выстроилась ротонда с симпатичным морским пейзажем, мне хорошо знакомая, – один из стандартных дизайнов нашего комнатного виртуализатора. – Фраза банальна, но людям свойственно игнорировать прописные истины, потому о них постоянно приходится напоминать. Ты когда-нибудь мечтал сломать систему?
– Да кто ж об этом не мечтал? – пожал плечами я. – Наверно, каждый подросток.
– Да, в твоем возрасте система кажется чем-то особенно несправедливым, – согласился Купер. – Ведь она гнет и ломает человека, встраивая его в себя. Но почему же тогда она все еще существует?
– Потому, что ее сложно сломать? – предположил я.
– Ее ломали, и неоднократно, – возразил он. – Но всякий раз выстраивали другую, менее совершенную, поскольку строили поспешно. Так вот, Джинн, тебе в жизни повезло. Ты… вы с ребятами воплотили в жизнь мечту каждого подростка – вы сломали систему.
– Как? – не понял я. – Когда? И почему я этого не заметил?
– Существует сорок четыре цепочки, – пояснил Купер. – Но лишь в одной сразу что-то пошло не так. Роман Бракиэля с куратором, лишняя участница – Олга, все это было неправильно. А если что-то идет не так, то ошибки начинают накапливаться. Сколько вас в цепочке?
– Семь, насколько я знаю, – ответил я. – То есть восемь. Все-таки никак не могу признать Бракиэля нашим. Даже Призраку это удалось…
– Вас не семь и не восемь. Вас уже десять. Но лишь на первый взгляд. Если не касаться сути. А по сути – вас все-таки девять. Система сломана, ваша цепочка создала нечто новое, чего не было раньше.
– И что? – спросил я.
– Вас постараются уничтожить, – сказал Купер, потирая бороду сухонькой ладошкой. – Не со зла, не из неприязни. Просто вы – неправильные, вы – критический сбой, ошибка программы, баг, который не успели пофиксить. Кураторы не дураки и понимают, чем чревато ваше участие в Проекте – вы можете перевернуть его с ног на голову. Но у кураторов цугцванг, потому что один из них… одна из них стала частью вашей цепочки.
– Ты говоришь так, словно кураторы нам враги. – Мне на секунду сделалось страшно. Я вспомнил Лорда в туннеле арктической базы, как он швырял Фредди, как освещал нам дорогу светом, не имеющим источника. Если он решит нас уничтожить – разве его может что-то остановить?
– Парадоксально, но это не так, – дал ответ Купер. – Я не зря начал с философии. Люди любят все упрощать, мерять многомерные вещи в Декартовой системе координат. Но жизнь намного сложнее, чем двухмерная фигура, и тот, кто о тебе искренне заботится, порой опаснее того, кто тебя от души ненавидит. Они могут жалеть вас, сочувствовать, но вы им не нужны. «Такой, какой ты есть, системе ты не нужен», – процитировал он моего любимого рэпера.
Я кивнул и сказал:
– Тогда мы обречены.
– Нет, – возразил Купер. – Выход есть всегда. Когда система сломана, можно выстроить новую. Уничтожать ради уничтожения вас не станут. Это неэффективно. Просто вы станете их «пробным шаром», их пушечным мясом. Чтобы уцелеть, вам надо выдержать. Объединиться и доказать, что вы сильнее, жизнеспособнее. Тогда именно вы сделаетесь основой для новой системы. Я говорил о числах, но дело не в числах. Им нужны были великолепные исполнители, им нужна команда суперменов, по их воле переворачивающая мир. И они ее создали, в виде вашей цепочки, но то, что получилось, им не понравилось. Докажите, что вы круче, что именно вы – то, что нужно! Переверните их мир. У вас есть шанс.
– Почему? – спросил я.
– Могущественные владыки властвовали над народами, – сказал Купер, – вожди вели армии, целые государства следовали по велению их воли. А вы не такие. Кто из вас лидер?
– Микеле, наверно…
– А Бракиэль? – спросил он. – А Льдинка? А ты сам?
– Я не знаю, – признался я.
– Никто, – ответил он. – И каждый из вас. Каждый из вас готов отдать жизнь за другого, каждый из вас готов подставить плечо, чтобы помочь. Даже Апостолы спорили, кто из них выше, а у вас этого нет. Все вы – первые, все боги, и потому страшны тем, кто хочет быть вождем и повелевать, и сейчас я не только о кураторах. Вы опасны; вы ломаете систему, но не там, где этого хотят другие. Вы – изгои, вы мятежная цепочка, и вас будут пытаться уничтожить, звено за звеном, но пока хотя бы одно звено уцелело, цепочку не разорвать.
– Я должен рассказать об этом ребятам, – сказал я.
– Если не хочешь, чтобы я удалил это из твоей памяти, даже не пытайся, – предупредил он. – Подсказку получит каждый из вас, и каждый именно ту, какую надо.
– А не слишком ли ты на себя берешь? Кто ты? Ты ведь часть меня!
– Уже нет, – ответил Купер. – Уже намного больше.
Он вышел вперед и встал передо мной.
– Вы – мятежная цепочка, – сказал он, – и вы создали меня.
Внезапно он сверкнул и превратился в Эсмеральду. Потом в Цезаря, Талисмана, Ириму, Молчаливого гиганта, Арвен… а потом – в золотистую, обнаженную Леди Н. – это что же, фича Бракиэля? – в випочку, похожую на Амели, но неуловимо отличающуюся, в черно-золотого Бракиэля, Августа, рыжеволосую повзрослевшую Олгу, бородатого мужчину со шрамом и киберпротезом руки…
А потом стал юношей, прекрасным, как Адонис, сияющим, как Фаэтон, и я знал – это сияние было Силой. Я знал – он может убить прикосновением и вернуть жизнь мертвому телу, он может сдвигать с места горы и жестом останавливать армии.
– Кто ты? – спросил я.
– Я – это вы, – ответил он, и я понял, что это так. В его прекрасных чертах были мои, и Дарины, Призрака, Куинни, Фредди, Тени, Леди Лед, Бракиэля, Олги, Августа и даже Леди Н. – Я есть. Я существую. Вы создали меня.
Вспышка – и передо мной вновь привычный мне Купер.
– И каким он будет, зависит только от вас, – сказал тот, кого я привык считать своей фичей. – Но именно потому все, что вы узнаете, вы должны узнавать в слиянии. Не говоря ни слова друг другу. Для этого у вас есть мы. Помните это.
Я молчал.
