Кестрель сглотнула:
— Да.
— Я хочу кое-что тебе показать. — Император указал на ящик, содержимое которого так внимательно рассматривал. — Принеси мне то, что лежит внутри.
Кестрель достала золотую монету с профилем правителя.
— Я велел отчеканить новую партию в честь вашей помолвки. Переверни монету.
Кестрель вздрогнула, увидев на реверсе монеты изображение скрещенных вязальных спиц.
— Знаешь, что это за символ?
Кестрель помедлила.
— Печать Джадис.
— Да. По-моему, этот образ отлично тебе подходит.
Речь шла о древней валорианской легенде. Джадис, юная воительница, потерпела поражение и попала в плен к вражескому вождю, который поместил ее в гарем. Он любил всех своих жен, но валорианка особенно его привлекала. Правитель был неглуп и всегда приказывал Джадис являться к нему обнаженной, чтобы негде было спрятать оружие. Он настолько опасался пленницы, что поначалу даже связывал ей руки.
Но Джадис была неизменно мила и не упрямилась. Вскоре вождь заметил, что она подружилась с другими женщинами в гареме. Те научили ее вязать. Порой, вернувшись после битвы, вождь видел, как Джадис сидит на пороге женского шатра и вяжет нечто бесформенное. Его это забавляло: а еще говорят, что у валорианцев дух войны в крови! Только посмотрите, какой тихой и домашней стала юная воительница!
— Что ты вяжешь? — спросил он однажды.
— Подарок, — отвечала Джадис. — Тебе понравится, вот увидишь!
Однажды ночью — к тому времени вождь давно перестал связывать ей руки — Джадис пришла в его шатер.
— Ты знаешь, какая битва ждет меня завтра? — спросил вождь, внимательно глядя на пленницу.
— Да, — отозвалась Джадис. Вождь собирался нанести удар в самое сердце Валории и имел все шансы на победу.
— Ты, верно, ненавидишь меня за это.
— Нет.
Когда вождь услышал эти слова, его глаза наполнились слезами. Он не мог поверить.
— Любимый, — продолжила Джадис, — я почти закончила работу. Позволь, я посижу с тобой, пока довязываю последние ряды. Мой подарок принесет тебе удачу в битве.
Вождь рассмеялся, не понимая, как вообще можно надеть эту бесформенную гору шерсти. Но упорство валорианки вызывало у него умиление. Что с того, что она не большая искусница? Зато теперь у него будет доказательство ее любви и верности.
Вождь откинул полог шатра и велел принести корзинку с вязанием.
Потом он снова возлег с Джадис, а после задремал, оставив ее вязать. Спицы убаюкивающе постукивали. Проснувшись в очередной раз, вождь, посмеиваясь, спросил:
— Ну что, не закончила еще?
— Теперь все готово.
— И что же это такое?
— Разве ты не видишь? Тебе не нравится? Вот, взгляни получше, любимый.
Он склонился над подарком, и в это мгновение Джадис вонзила спицы ему в горло…
Монета жгла ладонь. Кестрель буквально задыхалась.
— Напоминание о том, что ты пережила в плену у Арина, — заметил император.
— Но все было совсем не так. — Кестрель сжала монету в кулаке. — Я не Джадис.
— Вот как? А я слышал, что губернатор весьма хорош собой.
— Мне так не казалось. — Поначалу она действительно не видела в предводителе гэррани ничего привлекательного. Печально, что Кестрель сначала долго не замечала очевидного, потом не понимала собственных чувств, а теперь, когда Арин уже никогда не сможет принадлежать ей, император пытается выведать ее секреты. Невыносимая пытка. — Он не был моим любовником. Никогда.
Кестрель не солгала, поэтому ее голос прозвучал убедительно, — а может, император поверил ей, увидев, как яростно она сжимает монету в руке.
— Я знаю, ты говоришь правду, — мягко ответил он. — Но даже если бы я этого не знал, какая разница? Какое мне дело до того, спал с тобой этот раб или нет? Ах, Кестрель, ну что ты так смотришь? Я не ханжа, да и сплетен о тебе я слышал немало. А кто их не слышал? — Император поднялся, подошел к Кестрель и постучал пальцем по кулаку, в котором она сжимала монету. — Поэтому тебе нужна Джадис. Считай это подарком. Все в столице убеждены, что ты спала с гэрранским губернатором. Так пусть думают, что ты делала это во имя высшей цели. Ты сделала свой выбор в тот день, когда попросила меня освободить Гэрран. Ты выбрала моего сына, встала на мою сторону. — Император пожал плечами. — Я прагматик. Мне не хотелось тратить силы на Гэрран и упустить шанс завоевать восток. Твоя идея — автономия полуострова под властью империи — дорого обошлась мне в политическом плане… Но задумка того стоила и была своевременна. А в качестве приятного дополнения я заслужил любовь армии, ведь дочь генерала станет женой моего сына. Мы прекрасно друг друга поняли, не так ли? Я получил невестку, которой однажды смогу доверить империю, а пока могу пользоваться поддержкой войск ее отца. Ты получила корону, а также возможность… исправить репутацию.
Кестрель опустила руку. Монета едва не выпала из пальцев.
— Твой кинжал, Кестрель. Будь добра. — Император протянул руку.
— Что?
— Дай мне свой кинжал. — Когда ответа не последовало, он добавил: — Твое оружие слишком простое. Невесте моего сына не пристало ходить с таким.
— Его подарил мне отец.
— Но скоро и я стану твоим отцом, верно?
Теперь Кестрель не могла отказаться, не оскорбив императора. Она достала кинжал из ножен, провела пальцем по рубиновой вставке на рукояти, где была вырезана ее печать — когти хищной птицы. Кестрель крепко сжала клинок, так что стало больно ладони, а затем отдала его императору.
Тот убрал оружие в ящик, где раньше лежала монета, и запер его. Император, на поясе которого сверкал собственный кинжал, посмотрел на Кестрель, поднял руку и коснулся золотой полоски, блестевшей у нее на лбу.
— Ты готова служить империи, Кестрель?
— Конечно. — Ножны на поясе опустели, и она остро ощущала свою беззащитность.
— Прекрасно. А ошибки прошлого пусть останутся в прошлом, согласна?
— Да.
Император явно был доволен ее ответом.
— Значит, пора забыть о сочувствии к Гэррану — и к его губернатору. Если еще не забыла, заставь
