– Мы непременно заберем его, – ответил я. – Если это будет угодно Аллаху, но не Шайтане, ибо может случиться и такое.
Видя недоумение товарищей, не понявших моих слов, я добавил:
– В таком удивительном и ужасном месте, как это, Шайтана легко может вмешаться в события. Я смогу объяснить вам все лишь в конце, так как сейчас я сам еще не знаю, что нас здесь в конце концов ждет.
– Так кто же он? – спросил Саид, указав на гигантскую статую. – Посланец Аллаха или сам Шайтана?
Я был удивлен и обрадован остроте ума моих спутников, ибо они сразу поняли, о чем я говорю.
– Я пока точно не знаю, – ответил я. – Пока что он больше походит на Шайтану. Так что будьте осторожны и не дайте себя соблазнить.
С этими словами я, нащупав край дверцы ниши, вытянул ее из стены и закрыл проем. Друзья мои, привязав к одному из поющих столбов прочные шелковые нити из больших мотков, разбрелись по коридорам. Я же отправился в кольцевую галерею разыскивать про́клятые письмена. Долго искать мне не пришлось: я вышел в нее по знакомому радиальному проходу и сразу увидел текст на стене, который располагался немного выше моего роста. Он представлял собой набор часто повторяющихся замысловатых символов, нанесенных на стену каким-то загадочным способом. На первый взгляд было похоже, что они написаны бледно-желтой краской, причем выписаны очень тонко и изящно. Однако при внимательном рассмотрении становилось ясно, что желтый цвет в этом месте имел сам камень, тогда как вокруг он был неопределенного, но очень темного цвета. При этом было совершенно отчетливо видно, что все это был один и тот же камень. Создавалось впечатление, что надписи были выведены прикосновением какого-то магического жезла, таинственная сила которого изменила цвет камня. Я даже из любопытства попробовал соскоблить часть символа, но мне это не удалось: непостижимое изменение проникло в камень достаточно глубоко. Читая в дальнейшем письмена, я не раз находил следы безуспешных попыток уничтожить их, иногда весьма обширные. Символы в основном походили на иероглифы, однако больше напоминали маленькие картинки. При этом они обильно перемежались более простыми, похожими уже на буквы. Немало было и совсем простых: точек, черточек, геометрических фигурок. Словом, было похоже, что этот текст писали несколько человек, представлявших разные народы из разных, далеких земель. Едва я приблизил к символам зажженную лампу, они словно вспыхнули и сами стали испускать свет. Что же касалось понимания написанного, то оно приходило, на удивление, само собой. Я читал этот текст, как самый обычный, ни о чем не задумываясь, не допуская даже малейшего сомнения в том, что могу понять его неверно. Однако стоило мне погасить лампу, я сразу остановился, словно натолкнулся на непреодолимую стену мрака. Без лампы текст был совершенно непосильным.
«…Она избежала этой участи лишь потому, что один из тех, кто поклонялся Великому Небесному Огню, сделал ее своей рабыней, и в ее чреве уже зародился его плод. Она упала на бьющегося в смертной пляске любимого брата, стремясь закрыть его своим телом от низвергающегося с неба огненного безумия. Но брат ее умер через несколько мгновений, и она всем своим естеством почувствовала это. Но вместе с тем она почувствовала, как его душа, покинув его тело, вошла в ее тело, соединившись с ее душой. Это было неописуемое чувство великой благодати, ибо ее тело и душа, впитав его душу каждой своей частицей, получили нечто новое, таящее в себе достояние всего их рода от нескончаемых поколений предков. Она долго лежала, впитывая в себя этот живительный поток, не чувствуя испепеляющего жара, омертвившего ее кожу, затем тяжело поднялась и побежала, ища укрытия. Ее брат, как и вся ее большая семья, как и все ее племя, кроме нескольких таких же, как она, умерли в долгих и ужасных муках от впущенного в жилы текучего огня, и смерть была для них лишь облегчением. Ее, как и нескольких других девушек, спасла их молодость и красота, соблазнив тех, кто шел за Огнем. Но спасение это не было долгим. Все они были жестоко опалены Огнем, как и те, кто обрек их на смерть, и умерли в течение нескольких месяцев. И лишь она прожила дольше других. Ее селение было сожжено, и она ушла в джунгли, надеясь на то, что дикие звери помогут ей найти свой конец. Но они не трогали ее, и она, постепенно залечив свои раны, обвыклась в дикой жизни.
Ее разрешение от бремени прошло удивительно легко и быстро. Она совсем не испытала тех мук, которые не раз наблюдала у других женщин. Но ужас охватил ее, когда она увидела свое дитя. Это был мальчик, в целом очень ладный на вид. Однако вместе с человеческим обликом он был подобен пауку, ибо имел восемь конечностей! У него было две нормальные, росшие откуда надо ноги. Руки тоже были нормальные, человеческие, но их было целых шесть. Две из них находились на своем обычном месте. Вторая пара плеч располагалась чуть ниже и позади первой, так что вторая пара рук торчала прямо из-под первой пары. Третья же пара была опущена еще ниже, оказавшись, таким образом, почти у самых ног. Такое расположение рук придавало ему необычайное сходство с пауком. Однако сложено все это было столь гармонично, что выглядело вполне естественно и совсем не уродливо. А если смотреть спереди, казалось, что все три руки растут из одного места. К тому же двигались они совершенно нормально и нисколько не мешали друг другу. И чем дольше мать смотрела на своего необычного сына, тем дальше отступал и тем меньше становился ее ужас, все большее место уступая материнским чувствам, пока не растаял
