Дождавшись Музафара с Хасаном, я объяснил Дервишу наши намерения, и мы отправились ко входу в скрытый город. Едва мы спустились в галерею, вокруг нас задвигались световые иллюзии, а голос Дерева из глубины коридоров произнес:
– Ваши друзья уже прошли сквозь незримый коридор. Идите за светлячками, они укажут вам вход. Входите в него по одному, ничего не боясь и не удивляясь необычным ощущениям. Выход будет рядом со входом.
Тут же стайка мерцающих переливами огоньков устремилась в глубь галереи. Мы торопливо последовали за ними. Галерея шла то горизонтально, то с уклоном вниз и явно не принадлежала уже скрытому городу. Несколько раз прямо перед нами в глухой стене вдруг открывались проемы, в которые мы сворачивали.
– Это – иллюзия, чтобы скрыть проход от посторонних глаз, – объяснял Ахмед. – Без наших провожатых мы прошли бы мимо.
Через некоторое время пути мы очутились в квадратной камере, стены которой, к нашему удивлению, были выложены большими камнями, походя на кладку стен или подвалов крепости. Таких камней среди пустыни не могло быть и в помине, а довезти их сюда было просто невозможно. Однако при прикосновении к ним я со своей способностью проникать в материалы сразу почувствовал, что эти камни не настоящие. Их построения поражали своей безупречностью, которой просто не могло быть в натуральном материале. Частицы были подобраны и подогнаны одна к другой столь тщательно и плотно, что просто не оставляли места для посторонних вкраплений. Узы же держали их необычайно прочно и ровно, не допуская даже ничтожного смещения. Становилось ясно, что эти камни, начиная с самых глубинных построений, были рукотворными. Стены слабо освещались светлячками и были совершенно однообразны. Но вдруг камни на одной из них едва заметно заиграли радужными разводами, как те плоскости, что летали вокруг нас в коридорах скрытого города, образовав на ней неровное пятно чуть выше человеческого роста. Светлячки, один за другим, нырнули в него и исчезли. Мы поняли, что это и есть вход в коридор, но никак не могли понять, как можно войти в камень, пусть даже радужно переливающийся. Мы долго стояли перед ним, ни на что не решаясь. В конце концов Саид, поднеся к пятну ладони, сказал:
– Там больше нет камня. Он только что был здесь, но теперь там – лишь пустота, причем бесконечная.
– Мы должны войти туда, – твердо сказал Ахмед. – Мы должны довериться этой пустоте, там нет ничего страшного, ведь остальные уже побывали там.
С этими словами он решительно направился к стене. Перед самым пятном он на мгновение остановился, словно оробев, но затем, пересилив себя, вновь двинулся вперед и погрузился в него. Это было неописуемое зрелище: он именно погрузился в него, словно в воду, оно обволокло и поглотило его без следа и какого-либо движения. Выглядело это настолько необычно и ни с чем не сравнимо, что мы с Саидом опять замерли в нерешительности. Но, заставив себя наконец побороть робость перед неведомым, я подмигнул для бодрости Саиду и, решительно вздохнув, шагнул навстречу пятну…
Я не почувствовал абсолютно ничего. В глазах моих почти незаметно промелькнула картина, будто я вошел в воду и тут же вышел из нее. Кожа же моя не почувствовала никакого прикосновения или другого изменения, не возникло ни звука, ни запаха, ни качания, не произошло вообще ничего. Я лишь мягко, совершенно неощутимо провалился в непроглядно серую пустоту и повис в ней без всякой опоры. Все было точь-в-точь как в моем первом видении, в котором я плыл сквозь звездную бездну, только сейчас в ней не было звезд и вообще ничего. Я лишь плыл, двигался сквозь нее, причем совершенно не понимая, как и какими чувствами я ощущаю это движение, ибо чувства, которыми я ощущал любое нормальное движение в своем мире, сейчас молчали. Очевидно, мир, в котором я теперь находился, был настолько чужд моему родному миру, что для его названия на ум не приходило ничего, кроме «зазеркалья».
Вдруг я почувствовал, как в мое тело, накатываясь волнами, стало проникать что-то, отдаленно напоминающее дрожь, как от громовых раскатов или барабанного боя. Оно входило в самые мои глубины и, отпечатываясь там, как следы на песке, затухало. Волны эти катились сплошной чередой, ложась внутри меня как строки на пергамент, и я вдруг понял, что это такое: это на незримых страницах моего естества записывался тот самый пароль, а рядом с ними в особое вместилище вкладывался тот самый ключ, которые мне отныне предстояло хранить в себе, извлекая, когда возникнет необходимость.
Сколько времени продолжался этот призрачный полет, определить было невозможно. Но мне почему-то упорно казалось, что я поспею как раз к вечернему намазу. В какой-то момент волны дрожи перестали пробегать сквозь меня, и едва успел это осознать, я вновь неощутимо прошел сквозь поверхность воды и очутился в той же камере из рукотворных камней рядом с тем местом, в которое вошел. Ахмед был уже здесь в прекрасном расположении духа. Не успел я открыть рот, чтобы поделиться впечатлениями, как на стене появилось знакомое пятно, и из него мягко и неспешно выплыл Саид с лицом, излучающим удивление и восторг. Перед нами вновь закружились светлячки, увлекая нас в обратный путь.
Оживленно обсуждая происшедшее, мы вышли из скрытого города и направились к храму, немало удивившись тому, что, судя по положению солнца, пробыли мы там совсем недолго. Остальные уже ждали нас там с приготовленным ужином, чтобы не терять времени. Затем Музафар, облаченный в панцирь, зажег лампу и, обняв одной рукой Дервиша, увлек его в самый центр храма. Мы, уже почувствовав, как нам надлежит объединиться, поспешили следом и сплотились в указанном лампой порядке. Панцирь, что было весьма непривычно, вспыхнул ярким светом, быстро поглотившим всех нас. Я, как и в предыдущий раз, почувствовал потоки сил, исходящие от нас, собираемые Музафаром и направляемые Ахмедом через каждого из нас кругами и лабиринтами, которые затем, принимая почти видимые очертания, устремлялись куда-то дальше. Сквозь слепящий свет мы вдруг разглядели, как между противоположными колоннами храма, словно натянутые между ними разноцветные полотна, заиграли радужными переливами плоскости, похожие
