Я перевел взгляд на стоящих рядом лошадей. Они также имели странный вид, напоминая удивительных существ из рассказов путешественников. Они, в отличие от своих хозяев, выглядели совсем негармонично. Из-за невероятно четко проступающих под кожей мускулов их формы казались совсем уж геометрическими, словно составленными из фигурок. Туловище между холкой и крупом выглядело ужасно нелепо, словно его взяли совсем от другого животного и грубо вставили между ними, да еще задом наперед. Гривы и хвоста почти не было, а морда чем-то напоминала собачью и выглядела очень хищно. Едва я сделал несколько шагов по направлению к ним, они сорвались с места и, описав большой полукруг, исчезли за дюнами.
Ко мне подошел один из воинов.
– Храбрейший, – обратился он ко мне. – Позволь нам уничтожить тварей, запряженных в повозки. Мы опасаемся, что они могут напасть на нас и растерзать. В их глазах мы прочитали именно такую угрозу.
– Сейчас не время заниматься животными, – ответил я. – Еще не все враги уничтожены. Что с пленными?
– С ними все хорошо, все здоровы.
– А раненые?
– И раненые здоровы.
– Как это?! – Я не поверил своим ушам.
– Повязки сняты, все раны затянулись.
Удивленный сверх всякой меры, я бросился к людям и сам стал осматривать их. То, что я увидел, показалось мне результатом колдовства. Раны, явно глубокие изначально, заросли все до одной. Конечно, они еще причиняли боль и вызывали слабость, но они уже не были ранами. Кто бы ни были на самом деле эти Призраки, но в искусстве врачевания они были просто волшебниками, если добились такого результата за несколько дней. На мои вопросы раненые отвечали, что им каждый день меняли повязки, нанося на них какие-то мази, и промывали раны темной, приятно пахнущей жидкостью. При этом их усиленно кормили и поили какими-то снадобьями. Все это было крайне удивительно, но сейчас нужно было спешить: враги могли скрыться и затем нанести внезапный удар.
– Кто из вас чувствует себя достаточно сильным, чтобы сражаться? – обратился я ко всем.
Вперед выступили двенадцать крепких мужчин, во главе которых встал царевич.
– Светлейший, твоя жизнь нужна здесь для других дел, – назидательно сказал я ему. – И я отвечаю за нее перед двумя халифами. Останься!
– Здесь повелеваешь ты, – ответил он. – Но позволь мне смыть позор с имени Омейядов. А от ответственности за мою жизнь на время этой битвы я перед Аллахом и всеми, кто меня слышит, освобождаю тебя. Пусть Аллах решит: остаться мне здесь или вернуться домой.
– Возьмите оружие, – приказал я. – И следуйте за мной. Враг ждет нас там. – При этом я указал на каменный столб, у подножия которого виднелась кучка людей.
Вооружившись, наше ополчение пешком двинулось за нами. Мы ввосьмером, растянувшись в ряд, двигались неспешно, вглядываясь в противника и стараясь оценить его. Скоро все противостоящие нам стали отчетливо видны, и по цепочке моих воинов пробежал шепот недоумения. Группа состояла из девяти человек. Восемь из них стояли в ряд и являли собой жалкое зрелище. Тела их были невероятно иссохшими, бесцветные лица – осунувшимися, выцветшие глаза глубоко запали. Сильно отросшие волосы и жиденькие бороды непонятной масти торчали беспорядочными клочьями. Одеты они были в ветхие лохмотья, едва прикрывавшие тела. Трое из них опирались на узловатые посохи. Возраст же их, кроме мальчика-подростка, совершенно невозможно было определить. Шагах в десяти впереди них стоял Призрак в характерном облачении – очевидно, последний охранник пленных. Стоял он в твердой позе, развернув широкие плечи и широко расставив ноги, сжимая в руке обнаженный меч.
Я окинул взглядом округу, прикидывая, где может укрыться засада. Но, встретившись глазами с противником, понял, что он остался один. Когда мы приблизились вплотную, он едва заметным движением глаз окинул наш строй и поднял меч нам навстречу, давая понять, что готов к бою. Я знаком остановил своих воинов, сам же спешился и продолжал идти, пока между нами не осталось лишь несколько шагов. В глазах Призрака читалась спокойная решимость. Было ясно, что он готов до последнего вздоха защищать стоящих за его спиной, что эта миссия была для него священной. Я вдруг вспомнил свой первый бой, когда мы с халифом вот так же встали вдвоем против полутора десятков всадников, не думая отступить даже на шаг, несмотря на всю безнадежность положения. И я проникся глубоким уважением к этому человеку, если только его можно было назвать таковым. Ибо, какова бы ни была его вера, он готов был защищать ее, даже осознавая, что защитить не сможет.
– Воин! – сказал я громким голосом, чтобы слышали все. – Мы восхищены твоей самоотверженностью в служении своей вере. И если ты сейчас сразишь меня, мои люди уйдут, не тронув вас.
Затем я повернулся к своим воинам.
– Если я паду, это будет моя последняя воля. Вы не можете не выполнить ее.
Обратившись же отдельно к царевичу, я сказал:
– Светлейший! Видит Аллах, пролитой здесь вражеской крови вполне достаточно, чтобы смыть с имени твоих предков позор твоего пленения. К тому же Омейяды сами должны быть благородными, иначе на них падет другой позор.
Царевич, глаза которого кровожадно горели, глубоко вздохнул и, потупив их, произнес:
– Да будет так.
Я повернулся к Призраку и, обнажив ятаган, шагнул ему навстречу. Он тоже двинулся навстречу мне. Наши мечи скрестились. Поединок получился долгим и жарким, в течение которого Призрак показал завидное искусство
