К тому времени муж вполне может воскреснуть. Смысл ждать установленный в контракте срок? Виновник найден. Причины скоро будут выяснены.
Получив от мамы ответ, что дядю к усадьбе не подпустит, потому что помнит сестру (мамуля у меня сообразительная, быстро сложила два и два!). Тоник пришлет. Ждет нас домой. Охрана на доме новая. Отец все еще в коме и убить ее за лишние траты не сможет. Доктора говорят, что его долгий сон — это нормально: дней через десять-двенадцать, может раньше, придет в себя.
Общий настрой письма был боевой. Все же я привыкла к более мягкой маме. Маме, помешанной на этикете. Маме, чувствующей себя защищенной. Маме, забывшей, что она магиня. И отнюдь не слабая. Маме, переставшей помнить, что когда-то она пошла против воли отца, чтобы быть с любимым зельеваром. Лишилась имени, наследства — всего!
Наша?..
Я улыбнулась.
Да, наша мама!
Мама не отнесла меня в храм немедленно, не вызвала мастеров теней, почувствовала, что во мне нет зла, рискнула. И потом терпела непоседливую, непослушную эфирию, подбивающую ее родную кровь на шалости, старалась воспитать из нее приличную элтину. Полюбила как собственного ребенка.
Так вот… кажется, наша мама очнулась.
Мне же пора готовиться к лечению мужа. Приведу себя в порядок — после падения в заросли я прямо дух дерева, а не девушка. Заодно успокоюсь. А Витор ничего не заподозрит: главное «оружие» будет под траурным закрытым платьем. Так что лучше пусть сразу соглашается на ритуал со свечами и символами, нарисованными мылом и просыпанными бирюзовой крошкой! Хоронить его на самом деле я не нанималась!
На водные процедуры, поиски подходящего белья в гардеробе и наведение марафета я потратила почти два часа. Наверное, оно и к лучшему, что долго. Я нервничала. Сильно. Мне, безусловно, нравился Витор. Но мой опыт ограничивался поцелуями. И вообще, мне всегда казалось, что это меня будут соблазнять, а не я!
Одно дело — флиртовать с Витором на балу, делать недвусмысленные намеки, надеясь, что обойдется. Другое — знать, что под наглухо закрытым черным платьем отнюдь не монашеское белье. И надето оно не для поднятия собственной самооценки.
Впрочем, Витор же может согласиться и на первый способ? Двенадцатилучевую звезду на полу спальни я нарисовала и прикрыла ковром (надеюсь, мыльные художества не сотрутся!), толченую бирюзу спрятала среди флаконов на туалетном столике, свечи расставила по периметру комнаты, как на схеме. Осталось получить согласие супруга, присыпать бирюзой линии и встать вместе с Алистером в центр звезды.
Только вот вместо мужа пришел управляющий. Я, изображая сонную и вялую двэйну, которую только что разбудили, сидела на диване в гостиной и следила за Майлзом. Управляющий извинялся за беспокойство, сожалел, что пришлось лишить меня сна. Мрачно поглядывал на дверь, ведущую в коридор. То и дело рвано выдыхал, словно никак не мог решиться.
— Что-то случилось? — подсказала я.
— Да, двэйна… — управляющий снова рассыпался в извинениях, а потом скорбно сообщил: — Грэди Салливан погиб… медведь… видимо, сбежал из цирка.
Цирка имени семейства Алистеров. А его «директор» опять куда-то запропал! Что задумал Витор? Или это всего лишь забота о репутации семьи? Скорее всего.
Я испуганно выдохнула, провела ладонью по лицу. Майлз засуетился, предложил воды. Не отказалась. Сейчас я была хозяйкой дома, а не эфирией, знающей, что случилось на самом деле.
Управляющий принес не только воду, но и успокоительное. После отравления Кевина пить зелья, не запертые в шкатулке, я опасалась. Пришлось неловко разлить воду и смахнуть флакон на пол. Совершенно случайно.
Майлз позвал горничных. Мы переместились в малую гостиную. Уходить управляющий не спешил. Он нервно сжимал и разжимал кулаки, кусал губы. И наконец решился:
— Мне нужно рассказать вам, двэйна, одну важную вещь… Она касается вашего мужа и меня…
Управляющий поморщился, дотронулся до цветущего синяка на скуле.
— Как вам, наверное, уже сообщили, я незаконнорожденный. Кем был мой отец, мать так и не сказала.
Не вижу связи между отцом Майлза и моим дважды покойным, куда-то в очередной раз запропастившимся мужем.
Я согласно кинула.
И управляющий продолжил, нервничая все больше:
— Мне всегда было интересно, кем он был. Но мать не говорила. А двэйн Алистер-старший вообще посоветовал смотреть в будущее и не ворошить прошлое.
Любопытно. Представляю, какие выводы сделал мальчишка, что решил доказать хозяину дома, что достоин его помощи. И доказал!
— И вы решили, что он ваш отец? — озвучила я очевидный вывод.
— Да. И сделал все, чтобы доказать ему, что я достоин его внимания. — Майлз взлохматил пальцами волосы. Определенно, при желании сходство с отцом Витора, да и самим Витором можно найти. Как и со мной, и с десятком других черноволосых мужчин и женщин. Если очень захотеть. — Но он так и не сказал мне, что я его сын.
Управляющий взволнованно стиснул пальцами подлокотники кресла.
— Я не собирался претендовать на его имя… мне…
— Вам нужен был отец? — Я понимала мужчину, сочувствовала ему.
— Да. Моя мать умерла от лихорадки, когда мне было семнадцать. Я все ждал. А потом привык. Смерть двэйна стала для меня ударом. — Управляющий потер ладонью лоб. — А недавно в мои руки попали письма. Двэйн Салливан хотел рассказать мне, кто мой отец… он хотел, понимаете, а Витор его отговорил. Сказал, что мне так будет спокойнее.
— Идиот! Отец хотел рассказать ему о его отце, а не о себе! — прошептали мне в ухо — чудом не заорала.
Веер я забыла; пришлось молча слушать управляющего, сердито сопя на невесть откуда возникшего невидимого Витора, опершегося о спинку дивана. И незаметно косясь на серую псину, усевшуюся рядом.
— К письмам прилагалась записка. Аноним весьма язвительно высмеял мое стремление угодить отцу и расписал, как Витор потешался над моими потугами, — усмешка Майлза была виноватой и растерянной.
— Что-то подобное я подозревал, — задумчиво произнес Витор.
— Мне захотелось
