Ну вот, по времени уже пора. Не вставая, пришлепнул ножные присоски к борту, хлопнул тут же прихватившимися ладонями по шероховатому, изъеденному космосом металлу и медленно, с усилием отрывая присоски от корабля, полез наверх.
Не так уж и высоко, метров двадцать, но когда ползешь наверх, это уже не двадцать метров длины, это двадцать метров высоты. И они совсем другие, эти метры! У многих начинает кружиться голова, когда глянут вниз.
Как это ни странно, у Ника не кружилась. У него вообще не было страха перед высотой. Мама говорила, что это из-за того, что отцом Ника был космолетчик. Мол, привык смотреть на планеты свысока, вот и перестал бояться высоты и передал это свойство сыну.
Ник не верил, он давно заметил, что мама все хорошее, что в нем есть, готова присвоить этому самому инопланетному папаше. Не оставляя на свою долю никаких положительных свойств. Что совершеннейшая ерунда, поскольку мама у Ника была самая лучшая на свете! И не какому-то там поганому инопланетнику с ней равняться!
Шаг за шагом, шаг, за шагом! Чпок! Чпок! Чпок!
Не думая ни о чем, кроме необходимости оторвать ногу-руку от борта и двинуть вперед.
Вверх.
Вверх!
Ник не был слабым парнем, но он только недавно едва не отправился на тот свет, да и вообще, тяжеловато, липучки уж слишком сильно присасываются к металлу. Поэтому не очень и многие ими пользуются, предпочитая магнитные присоски с регулируемым притяжением.
Ник уже практически добрался до вершины – узкого купола с мембранами торпедных аппаратов, когда его восхождение бесславно завершилось. И если бы не Шарик, который висел у Ника за спиной, скорее всего, все было бы очень, очень печально!
Липучки Ника отцепились. Вначале наручные, после чего Ник беспомощно заскреб пальцами по борту корабля, стараясь сохранить равновесие на ножных липучках, а потом и ножные, отцепившиеся разом, как если бы кто-то дернул Ника за плечи, и вниз!
Если бы липучки отцепились все сразу, тогда Ник просто бы заскользил по броне, ниже бы они пришлепнулись к металлу, и, кроме нервных перегрузок, он бы ничего не получил. Наверное. Но вышло так, что вначале наручные, и, когда Ник замахал руками, пытаясь обрести равновесие, он отделился от борта и начал падать под углом почти девяносто градусов к борту.
Случайность, цепь случайностей. Неловкое движение, недостаточный опыт скалолазания – и вот летит Ник вниз, как подбитый истребитель.
Последней его мыслью было: «Не придавить бы Шарика!»
Странно, конечно, почему именно так? Шарик не человек, не мягкотелое существо из костей и плоти, его и нож-то не царапает, а поди ж ты – мозг сработал так, будто Шарик был живым, хрупким и смертным.
Ник потом думал: как так получилось? Почему вдруг отказали липучки? И пришел к одному, единственно возможному выводу: наверху, у торпедных мембран, частично сохранился слой сверхскользкого покрытия. И когда он долез до него, липучки закономерно дезактивировались. Почему не сразу? Потому что время, космос и вражеские бластеры не пощадили ценное покрытие и оно почти стерлось, сохранившись лишь тонким слоем и островками.
Ник, скорее всего, так и не узнает, что именно явилось причиной его неприятности, да и по большому счету ему было на это наплевать. Время для него замерло, сконцентрировавшись в эти секунды, пока он летел вниз. Секунды тянулись достаточно долго, и похоже было, что это из-за того, что в спину ему упирался некий твердый предмет, истошно потрескивающий антигравом, испуская при этом волну такого непередаваемого страха, что, если бы Ник мог в это время ясно соображать, он был бы горд, что кто-то в этом мире так за него боится.
Удар, хоть и смягченный поддержкой, был очень силен. Ник шлепнулся о почву с такой силой, что у него помутилось в глазах и перед ними закрутились яркие красные круги. Хорошо еще, что в последний момент, перед самым касанием, Шарик перелетел наверх и «вцепился» в Ника мертвой хваткой. Если бы он остался под спиной, точно перелома позвоночника не избежать. Или сильного ушиба – что вообще-то иногда равнозначно.
Так они и приземлились – Ник внизу, Шарик сверху. И в тот самый момент, когда сознание Ника блуждало где-то далеко, видимо, отыскивая путь на тот свет, он подключился.
Это было подобно удару. Яркий, очень яркий свет! Странные очертания кораблей, человек, лежащий возле серебристо-серой металлической стены, почва, которая светилась, будто раскаленный металл!
Светился и человек – а еще он был полупрозрачным! У него дергалось сердце, разгоняя кровь по телу, были видны легкие, мышцы, сосуды!
И Ник откуда-то знал, что, если напрячься, он сможет увидеть все в глубине тела этого человека, все, что захочет видеть!
– Что это?! – преодолевая дурноту и боль, выдавил из себя Ник. – Шарик, это ты ТАК все видишь?!
– Да, брат! Ты все-таки подключился! Подключился! Аааа!
– Подключился… – прошипел Ник, отбитые ягодицы которого болели так, что хотелось выть. На правой будет синяк, точно! Проклятый камешек…
– Я не смог тебя поймать как следует! – послал волну печали Шарик. – Ты для меня пока слишком тяжелый. Но я все-таки частично погасил скорость падения!
– Хорошо. Спасибо! – Ник с трудом сел и снова осмотрелся по сторонам – уже «глазами» Шарика.
Это было странно. Очень странно! И не потому, что Шарик видел и в инфракрасном излучении и даже в лучах жесткой радиации. Он видел ВСЁ! То есть полный, круговой обзор! Человек физически не может этого понять и принять – видеть ВСЁ, воспринимать ВСЮ визуальную информацию – это нечеловеческое умение. И этому нужно учиться. Если только вообще такому умению можно когда-нибудь научиться.
Потом они сидели рядом. Боль у Ника уже утихла, причем не без помощи Шарика – тот каким-то образом умудрялся гасить ее и даже разгонял гематомы, при этом сам не зная, каким образом он это делает. «Я захотел, чтобы тебе не было больно! И чтобы у тебя не было гематом!» Ник держал руку на Шарике, прижимая его к себе, и ему было легко и приятно. Друг рядом, что еще нужно? Разве только немножко денег, но это все дело наживное. Будут деньги! Теперь – будут!
