«Ты стал одним из тех, кого я должен карать».
Выражение безумного восторга сменила ярость. Поднявшись на ноги, Вильгельм с ножом наголо начал теснить Рихарда к стене.
«Ты просто завидуешь, – шипел он, брызжа слюной. – Ты завидовал, когда у меня был Рейсте Убеждения, а у тебя – ничего, но когда стал судьей, то просто ныл и ныл, прикрывая Библией свои трусливо дрожащие коленки. Ты мог бы служить своей стране, а вместо этого, как последний трус, подставлялся врагу в надежде на легкую смерть. Ты слаб, Рихард. Ты даже не представляешь, до чего ты смешон и жалок. Я узнал, как завладеть рейсте любого из них, и сделаю это. Я создам новую армию, от непобедимой мощи которой содрогнется весь мир. А ты… Ты тоже послужишь Рейху. Прямо сейчас. Конвой!»
Двое солдат подхватили Рихарда под руки. Костыли остались лежать на полу кабинета, а сам он был брошен на железный стол в ярко освещенной комнате. Вильгельм самолично вгонял иглы в напряженные вены на его руках.
«Elf, schneller!»[11]
В процедурную ввели светловолосого мальчика, совсем еще подростка. Если он и был добровольцем, то, судя по бледному лицу и почти синим от страха губам, прямо здесь же и передумал.
«На стол, – скомандовал Рауш. – Руки по швам ладонями вверх. Спокойно, больно тебе не будет».
Не чувствовал боли и Рихард Кляйн. Кровь по трубкам покидала его тело, вливаясь в тело этого мальчика и полностью заменяя его собственную. Слишком яркий свет резал глаза, и он их закрыл. Встретят ли его все те люди, которые умерли, держа его за руку? Ждут ли они его? И что он им скажет?
«Ты не умрешь, – где-то далеко над головой раздался голос Рауша. – Твой Рейсте Судьи этого не позволит».
Рихард с трудом разлепил пересохшие губы.
«Я передал рейсте. Убивая меня, ты освобождаешь дорогу новому судье. И он придет к тебе, как только ты убьешь еще кого-то. Придет и возьмет тебя за руку».
«Кто он? Кто? Кто? Кто?»
Рихард не отвечал. Силы его покидали.
«Это кто-то из твоих родственничков? Я ведь найду их, Кляйн. Им не жить, Кляйн. Чертов Кляйн!»
Но Рихард Кляйн этого уже не слышал. Он умер.
Вещи не требуют внимания
– Ты устала. Если хочешь, можем продолжить завтра.
– Нет! – вскидываюсь я. Уйти сейчас равносильно тому, чтобы выключить фильм в момент развязки. – Я все равно не смогу уснуть. Следующей судьей стал кто-то из Кроппов? Анна? Но она была еще ребенком…
– А вот этого я не знаю. После гибели Рихарда Кляйна история тонет в совсем уж непроглядном мраке.
Открытый финал. Ненавижу.
– Выходит, Вильгельм Рауш так никого и не нашел…
– Скорее всего, даже не искал. Он был слишком занят своим проектом. Дело в том, что эксперимент с переливанием крови оказался успешным. Теория резус-факторов в то время была недостаточно изучена. О групповой принадлежности крови Рауш, конечно, имел представление, но не придавал ей большого значения, поскольку был уверен, что способность к рейсте сосредоточена в одном из внутренних органов, но никак не в кровеносной системе. Разве может кровь цыгана, славянина или еврея обладать бесценным свойством сотворения рейсте? Нет, нет и еще раз нет! Эта логика ущербна, но Рауш рассуждал именно так… Кстати, какая у тебя группа?
– Вторая отрицательная, – уверенно отвечаю я, поневоле вспоминая, как курсе на третьем поддалась на Настины уговоры и пошла сдавать свою вторую отрицательную для нуждающихся. Последнее, что сохранилось в памяти, – вид иглы, протыкающей кожу. Потом все померкло, а звуки почему-то остались, и были они не слишком приятными.
– Как и у меня. И у самого Рауша, и у судьи Рихарда, и у любого из рейстери. Мы все можем быть донорами друг для друга. Поразительно, правда?
Я вспоминаю братьев Терранова.
– А близнецы? Их кровь ничем не отличается. Возможно ли, что рейстери станет только один?
– Мы это уже обсуждали. Наследование рейсте – сложный вопрос. Я склонен считать, что в таких случаях если один из них обнаруживает в себе дар рейстери, значит, другой рано или поздно тоже это сделает. Если постарается.
Значит, у Марка все-таки была надежда. Жаль, что он не успел об этом узнать…
– Но вернемся в лабораторию Рауша. Справедливости ради нужно упомянуть, что на идею полного обмена кровью его натолкнул еще один «черный доктор» – граф Ласло Секереш. Неподалеку от «Унтерштанда» располагался городок на тысячу душ, а при нем – родовое гнездо этого самого графа…
– Замок Мадар?
Бесков слегка склоняет голову к плечу с выражением крайнего изумления. Его лицо настолько подвижно, что при желании он мог бы обходиться совсем без слов.
– Я была там с экскурсией, – поясняю я торопливо. – Нам рассказывали, что последний владелец, граф Секереш, слыл чернокнижником и якобы охотно принимал у себя разную нечисть. А раз в год, в ночь на Луцы, на деревянном мосту замка, перекинутом через сухой ров, можно было увидеть мрачную процессию: три повозки, запряженные черными козлами, везли в замок Мадар безголовых монахинь и рыцарей. Скрывшись за воротами, они пировали и плясали в покоях замка, а незадолго до рассвета отправлялись в обратный путь, причем рыцари бережно придерживали на своих плечах женские головы, а монахини – рыцарские…
– Ласло Секереш был рейстери, – невежливо прерывает Бесков, отчего-то не впечатленный моими историческими познаниями. – Его имя Рауш обнаружил все в том же Листе. В городе действительно поговаривали разное, и Рауш не преминул навести справки через Отто Вайса. Тут выяснилось, что граф проводит некие опыты медицинского свойства. Рауш свел с ним знакомство, и знаешь что? Этот Секереш оказался прелюбопытнейшим субъектом. Он рассуждал о том, что возможности рейсте поистине безграничны, окажись они в нужных руках. С его слов Рауш понял, что тому не только известен способ передачи рейсте от человека к человеку, но и некие формулы – а значит, граф далеко обскакал самого Рауша.
«Да, но как вам удалось обойти судью?» – поинтересовался Рауш как-то после обильного ужина, сдобренного превосходным вином из графских запасов.
«Старика Нойманна? – Тут Секереш наверняка разразился сатанинским хохотом. – Мне не понадобилось его обходить – мы были партнерами! Удивлены? А между тем, все люди смертны, герр Рауш, а судья – всего лишь человек… Не смотрите на меня так, я вовсе не предлагаю вам его убить. Речь о том, что судья тоже может быть болен. Изувечен. Лишен способности передвигаться, наконец! Не забывайте и о чисто человеческих слабостях… Предложите судье пятьсот рейхсмарок, и он отвернется. Дайте тысячу – он задумается. За пять тысяч рейхсмарок судья пожмет вам руку».
От последнего утверждения вино пошло Раушу не в то горло, и понадобилось
