Бесков и Терранова все еще неразлучны. Странно видеть их вместе, но еще непривычней то, что они беспрестанно что-то обсуждают, и если б я не знала всей десятиминутной истории их знакомства, то сочла бы обоих давними и закадычными друзьями. Ольга, смутившись, прекращает игру, но Бесков неожиданно пододвигает к инструменту стул и садится рядом. Они недолго совещаются, а потом одинаковыми, слаженными движениями кладут пальцы на клавиши.
– Французская сюита. Сарабанда, – робко объявляет Ольга. И я забываю обо всем.
Нежными каплями падают и растворяются первые звуки. Мелодия дрожит, но крепнет, как только ее подхватывает Бесков, и тогда уже тревожно мечется, заглушая шум дождя, наполняя собою зал. Она льется, словно голос рассказчика, поначалу смущенный, но по мере увлечения собственной историей звучащий все более яростно – и вот уже ты не слышишь слов, а видишь героев и сгораешь от их страсти… В этом пасмурном зале два музыканта неуловимо, прекрасно схожи – светловолосые, бледные, с порхающими по клавишам руками. Вместе с замершим рядом с пианино Террановой они будто разыгрывают сцену из пьесы. Недолгая идиллия, затишье перед бурей с разбитыми сердцами, смятыми простынями и распростертым на них телом того, кто первым решится выйти из игры.
На мое спасение, как всегда, незаметная, в столовую просачивается Эрна и, подхватив грязную посуду, так же незримо выходит через противоположную дверь. Я хватаю несколько чашек и устремляюсь в погоню. Белый фартук мелькает в конце коридора. Я сбегаю по узким скрипучим ступеням, иду на звук льющейся из крана воды и наконец-то нахожу кухню. Не уверена, что смогу попасть сюда снова. Здесь, кажется, ворожат. Что еще, кроме колдовского зелья, можно варить в таких огромных кастрюлях?
– Опять ты, – говорит Эрна.
Я ставлю свою ношу рядом с мойкой размером с душевой поддон и отступаю на пару шагов.
Здесь тепло, пахнет базиликом и тимьяном, и совсем не страшно. Возможно, потому что здесь нет вездесущего Бескова.
– Я. Есения, внучка Эльзы Четверговой.
Эрна выключает воду, вытирает руки передником и глядит на меня выжидающе.
– Бабушка пропала. Может быть, вы знаете, куда она отправилась после ссоры с Бесковым?
– С чего бы? – щурится Эрна.
– Может, вы что-то… слышали? Случайно! – уточняю я, чтобы ненароком ее не обидеть.
– Слышать, – повторяет она сердито. – Господа так орать, что и мертвый слышать. Эрих! Komm!
К моему величайшему ужасу, попыхивая трубкой, в кухню входит пузатый «месмерист». Меня окутывает запахом дымка и куда менее приятным – вчерашнего шнапса.
– Внучка Эльзы, – поясняет Эрна и отворачивается. Прежде, чем заговорить, ее супруг пристально меня изучает. Взглядом голубых глаз из-под набрякших век он действительно чертовски напоминает мудрого магистра Йоду.
– Эльзы давно не видно, – произносит он без присущего Эрне ужасающего акцента.
– Вы что-то об этом знаете?
Меня перебивает быстрый говор Эрны. Эрих отвечает ей по-немецки. Я тщетно пытаюсь различить знакомые слова, но если они и есть, то супруги не утруждают себя тщательным произношением. Разве что «герр Бесков». В этом я не сомневаюсь.
– Она запрещает мне болтать о том, что касается хозяйских дел, – поясняет Эрих, жестом прерывая сердитые речеизлияния жены, – но раз в твоих венах течет кровь Нойманнов, значит, рано или поздно хозяйничать здесь придется тебе.
Я пытаюсь сообразить, с какой стороны к крови Нойманнов приобщился Бесков, который не брат и не сват никому из нашей веселой семейки, потом вспоминаю про обменное переливание с Рихардом Кляйном и от души досадую на глупый дом, который позволил этому самозванцу так легко обвести себя вокруг пальца. И теперь Бесков засел тут и решает, кому давать ключ, а кого держать взаперти, даже если этот кто-то имеет право без объяснений выставить за порог его самого.
– Однажды ночью, – начинает Эрих, – мы с женой услышали страшный грохот в одной из комнат второго этажа. Сразу бросились туда и обнаружили лежащего на полу незнакомца в окровавленной форме СС. Совсем молодой еще парнишка, а выглядел так, словно вот-вот отдаст Богу душу прямо у нас на руках. Он, должно быть, потянулся к графину с водой, но потерял сознание и упал, стащив за собой скатерть. Все, что было на столе, рухнуло вниз. Этот-то шум нас и напугал.
К потолку поднимается несколько аккуратных колечек дыма. Я провожаю их взглядом и старательно моргаю, сбрасывая навалившуюся вдруг дремоту.
– Мы определили нашего гостя в фиолетовую гостиную и сразу же телефонировали фрау Эльзе. Хозяйка велела вызвать профессора Крицкого и позвонить ей, как только незнакомец придет в себя. Так мы и поступили.
– Он умирать три дня, – внезапно вмешивается Эрна и сокрушенно качает седой головой. – Профессор не понимать, почему жар. Мы уже звать пастор и молиться.
– Судя по чину, даже самых истовых молитв было бы недостаточно, чтобы заглушить крики вопиющих к Господу жертв этого юного палача, – с мрачной витиеватостью изрекает Эрих. – Однако через трое суток он открыл глаза и назвал себя.
– Потом спросить, где он и какой сейчас год.
– А узнав ответ, побледнел сильнее прежнего, если такое вообще возможно, и снова закрыл глаза. Но смерть уже отвернулась от него. Это был просто сон.
– Ночью он просить книги и суп, – печально молвит Эрна. – Много книги. Много суп. – Надо думать, второй пункт огорчил ее куда сильнее.
– Я позвонил фрау Эльзе, и она примчалась спустя полчаса. Это был последний раз, когда мы видели хозяйку.
Вот он, тот самый встревоживший бабушку звонок! Хотя бы несколько кусочков паззла совпали безукоризненно.
– О чем они говорили?
– Мы не знаем.
Меня захлестывает жгучее разочарование. А ведь казалось – еще чуть-чуть, и я пойму, что произошло той ночью! Но бабушкина тайна снова ускользает из моих до боли стиснутых пальцев.
– Не спеши.
Я даже не заметила, что оказалась возле двери. Единственная ниточка, которая могла привести меня к разгадке, оборвалась, как и все предыдущие. Спрятать концы в воду – так это, кажется, называется.
– Герр Бесков о чем-то рассказал фрау Четверговой. И это что-то разозлило ее настолько, что она пообещала обратиться к министериям.
Я возвращаюсь и снова усаживаюсь напротив невозмутимого «месмериста».
– К министериям?
– Мертвецы, – фыркает Эрна. Супруг награждает ее недовольным взглядом.
– Министерии – судьи судей, – поясняет он. – Если судья нечист на руку, не защищает людей, а наоборот…
– Слишком много власть, – поддакивает Эрна, и он согласно кивает.
– Министериат принимает решение о том, чтобы сложить судейские полномочия с одного рода и передать их другому. В последний раз это произошло в 1830-м, если мне не изменяет память…
