Растерянный Никифор Фока получает грамоту, в которой князь Святослав считает себя свободным от данных именем Перуна клятв, поскольку греки первые вероломно нарушили свои. В киевских ратях воеводы денно и нощно учат боевому строю новичков, заготавливают провиант, коней, оружие. Калокир торжествует: весною русичи пройдут перевалы и… под сводами Константинопольской Софии цесарская корона прочно ляжет на его главу! Остается всего три-четыре месяца…
Стылой декабрьской ночью жена Никифора Фоки тайно открывает дверь спальни мужа, дозволяя своему любовнику Иоанну с приближенными ворваться в залу. Удар кинжала знаменует переход трона к иному базилевсу. Умный Цимисхий не дает сбыться мечтам Феофано в третий раз стать византийской императрицей, ссылая порочную женщину на Принцевы острова – место последних дней многих сильных мира византийского. Все соучастники объявляются убийцами невинного Фоки и кладутся на плаху. В Константинополе устраиваются многодневные то ли поминки по старому императору, то ли праздники в честь воцарения нового. Плебсу все равно – он сыт, пьян и доволен обещаниями новой радостной жизни. Недовольство правлением Никифора Фоки забыто, вера в Иоанна Цимисхия пока крепка и незыблема. И это означало, что почва под ногами Калокира, мечтавшего о легком взлете, треснула и зашаталась. Теперь все зависело от Святослава Игоревича…
Пришла весна, растаяли снега на труднопроходимых Балканских перевалах, и на Фракийскую землю потекли два военных потока. Один из них, ведомый великим князем Руси, направился в сторону Константинополя через Филиппополь. Под рукой Святослава шли дружины полян, Свенельда, Волка, союзная рать болгар. Почти тридцать тысяч человек было в этом войске. Сфенкел и Икмор повели своих людей, конницы угров и печенегов также к сердцу Византии, но через Аркадиополь. В разделении войск была своя мудрость: фракийские горные теснины и долины не смогли бы прокормить десятки тысяч людей и коней, остановись они в одном месте. Кроме того, Святослав знал, что новый император Византии не имел много войск под рукой. Распыление сил греков на два направления уменьшало способность к активному сопротивлению русам еще более.
…Армянское лицо Иоанна Цимисхия пылало от возбуждения. Он быстрыми шагами пересекал залу, заставляя всех приглашенных на совет приближенных водить головами вправо-влево. Наконец император остановился и поднял вверх унизанный алым перстнем палец:
– Наш главный враг – не Сфендослав! Наш главный враг – время!! Арабы вновь пытаются отнять Антиохию. Гонцы привезли известие, что племянник несчастного Никифора Фоки Варда поднял мятеж, считая меня виновным в смерти дяди. Значит… снять войска с этих направлений империя никак не может. Остается одно: свести в единое целое все легионы и когорты, что под рукой, набрать добровольцев и поставить заслоны на пути варваров.
– Но этого никак не сделать раньше лета! – не выдержав, воскликнул патрикий Петр.
– Верно! – кивнул Иоанн. – А потому я немедля вышлю навстречу Сфендославу посольство с задачей остановить его продвижение, торговаться как можно дольше, имея целью не только затянуть время, но и выведать реальные силы врага. Ты, Петр, берешь свои два легиона, что привел из Сирии, перенимаешь с ними Филиппополь. Магистр Варда Склир возглавит пятый легион и моих «бессмертных», закованных в железо, три когорты из столичной охраны, поставит под оружие всех жителей Аркадиополя. Ты, Феофил, сегодня же посылай гонцов к варварам и лично займись переговорами. Обещай что угодно, оспаривай любой пункт требований варваров. Главное – выиграть время!
Цимисхий глубоко вздохнул, лицо его постепенно начало приобретать нормальный цвет.
– Верю, что мудрость и храбрость моих подданных помогут вышвырнуть наглых варваров с соседних империи земель. Приступаем же к своим делам немедля!
Глава 40
Епископ Феофил Евхаитский был весьма опытным политиком, немало полезного свершившим для Византии в ее межгосударственных делах. Вот и теперь он, прекрасно понимая проблемы императора, делал все возможное, чтобы надолго задержать варваров в их стремлении к сердцу империи. Послав к Святославу гонцов с извещением о грядущих переговорах, сам пожилой дипломат не слишком-то спешил во Фракию. И даже прибыв под Филиппополь в лагерь русов и передав грамоту Цимисхия великому князю, Феофил более недели не выходил из своего шатра, ссылаясь на старческие немощи после тяжелой дороги. Однако при этом через своих помощников внимательно следил за словами и поступками архонта русичей.
– Сфендослав за обеденной трапезой сказал сегодня наглую фразу, – сообщил как-то грек Феофан. – Мои уста отказываются произнести ее.
– Твои уста должны произносить все, что идет на благо империи! – резко перебил монаха Феофан. – Пусть даже эти слова хулят самого базилевса. Ну?!
– Он сказал, что грекам нет места в Европе, что мы все должны переселяться с земель, нам не принадлежащих, за проливы. Без этого русы примиряться с империей не будут…
– Хмель никогда не делал мужчину умным, – спокойно ответил епископ. – И без того понятно, что говорить с варварами не о чем. Однако… завтра придется начать первый тур. Иначе забродившее пиво может просто убежать из бокала. Сейчас же ступай к архонту и нижайше попроси его о скором начале переговоров.
– Нижайше…
– Да, передай от моего имени в дар пояс с золотыми бляхами. Пусть возомнит, что мы хотим мира любой ценой.
Первая встреча не была слишком долгой. Свершив положенный в дипломатии ритуал приветствия и пожелания долгих лет жизни, Феофил заговорил о желании Византии не извлекать мечи из ножен и вопросил, на каких условиях это было бы возможно.
– На тех, что обещал мне император Никифор Фока, – улыбнувшись, ответил Святослав.
– Прости, князь, но мне они неведомы, – ответил епископ. – Никаких грамот об этих переговорах не осталось, а посланник покойного базилевса Калокир, как нам известно, находится в Переяславце вместе с твоими ближними боярами. Не мог бы ты озвучить ваши договоренности?
– За то, что Русь усмиряет болгар, занимая их земли и разгоняя их дружины, каждый мой ратник получает в качестве оплаты десять золотых солидов.
– А скольких ратных ты привел на берега Дуная?
– Шестьдесят тысяч, – тотчас ответил великий князь, умышленно увеличивая вдвое количество своих воинов. – И еще печенеги, угры. Что те запросят, не ведаю.
– Это большая сумма, – с задумчивым видом произнес грек. – Кладовые же империи заметно опустели после неразумных войн предшественников нынешнего базилевса.
– Кроме того, если вы хотите, чтобы я вернулся на Русь, вы выплатите за каждый оставляемый город болгар по десять кентарий и станете платить Киеву ту же дань, что платили болгарам.
Святослав не скрывал, что умышленно потешается над собеседником. Он широко улыбался, покачивая головой. Серьга в ухе князя сочно
