– Твою ж мамашу! – воскликнул Тристан. Для него, подтянутого выпускника Вест-Пойнта, это было изрядным ругательством. Мы как раз дошли до третьей страницы. – Он правда это сделал.
Тристан показал на фразу в середине экрана.
Как стало известно «Клаксону» по записям Сомервильского приюта для бездомных животных, за три месяца прошлой весны доктор Ода взял из этого учреждения по меньшей мере шесть «домашних питомцев». Это совпало по времени с официальным требованием руководства МТИ убрать «все аппараты, использующие живые подопытные экземпляры» из его лаборатории на территории института. Бывший аспирант, который согласился побеседовать с корреспондентом «Клаксона» на условиях анонимности, так как опасается нежелательных последствий в профессиональном плане, сообщил, что доктор Ода исполнил это требование, переместив ОДЕК в подвал кембриджского дома, где проживает со своей женой, Ребеккой Ист.
– Может быть, Ребекка любит кошек, – предположила я.
– Тогда почему кошки жили в лаборатории МТИ, пока его оттуда не вышвырнули?
– Должно быть объяснение.
– Крути дальше.
Наш корреспондент разыскал безумного ученого в его доме, где тот открестился от любых неблаговидных действий. «С самого начала речи не шло о том, что кот должен быть живым или мертвым, – оправдывался он, повторяя заверения, сделанные им во внутренней институтской переписке, которую удалось заполучить «Клаксону». – Убивать кота совершенно незачем. Главное, что кот либо в одном состоянии, либо в другом. Я экспериментировал с другими состояниями – безболезненными и не представляющими угрозы для жизни». Когда журналистка потребовала конкретных примеров, Ода смутился и забормотал что-то невразумительное – что согласуется с сообщением анонимного источника по соседству, неоднократно наблюдавшего у него странности в поведении, близкие к симптомам старческой деменции. «Не знаю, в скольких состояниях может находиться кот? Спать или бодрствовать. Сидеть или стоять. Мурлыкать или мяукать. Для целей эксперимента любое из них годится не хуже, чем жив кот или мертв». На вопрос, почему не проводить аналогичные эксперименты на неодушевленных предметах, Ода снисходительно покачал головой. «Подопытный экземпляр должен содержать живую, активную мозговую ткань». На этом месте интервью прервала супруга Оды, Ребекка Ист, которая появилась из их дома – здания колониальной эры на зеленой улице возле гарвардского кампуса, – угрожающе потрясая метлой. Миз Ист, которая выглядела крайне недовольной, заявила, что ни один из котов не подвергался дурному обращению, и добавила, что все животные были взяты из «убойного приюта», то есть их в любом случае планировали усыпить. Опасаясь за свою личную безопасность, журналистка поспешно удалилась и позже подала заявление в Кембриджский департамент полиции. Дело было закрыто после того, как миз Ист заверила полицейского, что вышла с метлой с целью произвести уборку на дорожке у дома.
– Отрубить им голову! – воскликнула я.
Тристану уже надоело читать статью, и он начал искать Оду в своем сверхсекретном аналоге «Гугла».
– История довольно старая, Стоукс, – заметил он, не отрывая глаз от экрана. – И даже не вполне достоверная. Выбрось ее из головы. – Он продолжал читать. – Погоди. Этот тип работал еще и в ДАРПА, занимался там…
– Что такое ДАРПА? – спросила я.
Тристан был шокирован.
– Ого, – протянул он почти задумчиво. – Ого. Ты правда не в курсе?
– Я занимаюсь изучением мертвых языков. Поэтому ты меня и нанял. С какой стати мне быть в курсе твоей профессиональной области. Как у тебя с сербохорватским? Что ты думаешь о связи оскского и марруцинского?
Кажется, моя горячность его позабавила.
– Не думал, что ты язва, Стоукс. Ладно. ДАРПА. Управление перспективных исследовательских проектов Министерства обороны.
– А. Стелс-бомбардировщики. Это где придумывают новые способы убивать людей.
– Там много что придумали, – спокойно ответил Тристан. – Не только оружие. Технологию ночного видения, GPS-спутники. Уж наверно, живя в Бостоне, научаешься ценить GPS-навигатор.
– У меня велосипед, – ответила я свысока. – Я читаю карты. И не нуждаюсь, чтобы Большой брат говорил мне, куда ехать.
Тристан сразу протрезвел.
– Если ты собираешься наезжать на меня с антиправительственными штучками, то ничего не выйдет. Первое, что ты про меня узнала: я работаю на правительство, а второе, что я окончил Вест-Пойнт. Завязывай с этим делом.
Я слегка опешила от такой внезапной отповеди и примиряюще вскинула руки.
– Ладно. ДАРПА.
– И даже после вынужденного ухода из МТИ он продолжал делать серьезную работу – для них.
– В ней участвовали коты?
– Засекречено. Но я о том, что обвинения в старческой деменции беспочвенны. Он выдал стоящую работу еще… – Тристан домотал страницу донизу, – четыре года назад.
– В заявке на патент говорилось что-то о глушении вражеских разведывательных устройств.
– Когда ДАРПА платит тебе зарплату, – сказал Тристан, – все, что ты делаешь, связано с национальной обороной. Фрэнк Ода пытался создать оборонную технологию на основе той интересующей нас науки. Но… заявку отвергли.
– А что, по-твоему, означает эта строчка… – Я отмотала статью в «Клаксоне» назад. – «Подопытный экземпляр должен содержать живую, активную мозговую ткань».
– Как-то связано с принципом работы ОДЕКа, наверное.
– Меня это немного смущает.
– Может быть, стоит спросить его самого.
Тристан что-то напечатал на компьютере. Потом глаза у него расширились, как всегда от приятного изумления.
– Стоукс. Он по-прежнему здесь. Совсем рядом, в Кембридже.
– Очень удобно. Адрес?
Вместо ответа Тристан развернул ко мне экран с гугл-картой.
Я чуть не подавилась сааг паниром.
– Два шага по Массачусетс-авеню от моего дома! Туда пешком от силы полчаса!
Тристан ухмыльнулся и сунул руку в карман.
– А позвонить еще быстрее. – Он набрал на телефоне номер с экрана. Когда пошли гудки, Тристан ухмыльнулся и подмигнул мне, словно ребенок, которому сейчас вручат приз за разгаданную загадку. Я улыбнулась в ответ.
Однако время шло, улыбка Тристана меркла. Наконец он дал отбой.
– Не берет трубку. – Он укоризненно глянул на телефон. – Даже автоответчика нет. Странно. Они сейчас у всех.
– Может, он технофоб.
– Профессор МТИ, пытавшийся запатентовать революционное изобретение?
– Его подняли на смех, – возразила я. – Он оскорбился до глубины души и стал технофобом.
– Перерыв на ланч закончен, – объявил Тристан, вставая и беря свой свитшот с эмблемой «Янкиз». – Мы отправляемся в гости.
Дом стоял в ряду зданий, выстроенных, судя по виду, в конце девятнадцатого века, но выделялся среди них, как отец-пилигрим на банкете в Белом доме. Простой, трехэтажный, с двускатной крышей, он был старше их по меньшей мере на сотню лет. Садик затмевал все соседние. Здесь было множество цветов, зелени и декоративных кустов, высаженных с той минималистической экономностью, какую мы привыкли видеть в японском ландшафтном дизайне.
Мы позвонили. Открыла пожилая женщина. Не японка, европейского вида. И даже коренная американка
