– Нет, – оробело ответил юноша, желая пресечь дальнейшие обсуждения на эту тему. Зная о распутных наклонностях старика, ему не терпелось отправить его восвояси, пока тот не сказал или не сделал чего-нибудь неподобающего. – Все совсем не так…
Но Изагол удивила его, подняв запястье, на котором снова возник браслет:
– Зато он подарил мне луну.
Теперь на браслете было не множество амулетов, а всего один: бело-золотой месяц, бледный и сияющий, будто его только что сняли с неба.
– Хорошая работа, сынок, – одобрительно кивнул мастер Гирроккин. А затем снова театрально зашептал: – Ей бы не помешало немного поправиться, но, осмелюсь предположить, что она и так достаточно мягкая во всех нужных местах. Ты же не хочешь набить себе синяки о кости, когда…
– Мастер Гирроккин, пожалуйста! – спешно перебил Лазло. Теперь его лицо стало пунцовым.
Библиотекарь хихикнул:
– Какой смысл в старости, если не можешь смущать молодых? Ладно, оставлю вас в покое. Хорошего вам дня, юная леди. Было приятно познакомиться. – Он поцеловал ей руку и, повернувшись к Лазло, ткнул его локтем, громко прошептав: – Какой идеально прекрасный оттенок голубого!
Когда он ушел, Лазло посмотрел на богиню.
– Мой ментор, – пояснил он. – У него ужасные манеры, но добрые сердца.
– Я ничего не знаю ни о первом, ни о втором, – ответила Сарай, которая не заметила ничего плохого в манерах старика и напомнила себе, что как бы там ни было, он всего лишь очередной фрагмент воображения мечтателя.
«Ты все неправильно понял, мой мальчик, – сказал библиотекарь. – Присмотрись к ней». Значит ли это, что на каком-то уровне подсознания Лазло раскусил ее маскировку и не верил, что она Изагол? Эта идея пришлась ей по душе, за что девушка тут же себя отругала. Она вернулась к полкам и провела пальцем по ряду корешков.
– Все эти книги… они о магии?
Сарай предполагала, что Лазло мог оказаться неким экспертом. Возможно, поэтому Богоубийца и взял его с собой.
– По большей части это мифы и народные сказки, – ответил Лазло. – Все, что ученые отмели как слишком потешное, чтобы считаться важным. Книги отнесли сюда – и забыли о них. Суеверия, баллады, заклинания. Серафимы, оракулы, демоны, феи. – Он указал на один из книжных шкафов. – Вот эти все о Плаче.
– Плач слишком потешный, чтобы считаться важным? Что-то мне подсказывает, что его жители с тобой бы не согласились.
– Это не мое мнение, уж поверь. Будь я ученым, я мог бы подчеркнуть его важность, но, видишь ли, я тоже не имею значения.
– Нет? И почему же?
Лазло потупил взгляд, не особо желая вдаваться в подробности собственной незначительности.
– Я подкидыш, – сказал он, снова поднимая голову. – У меня нет ни семьи, ни имени.
– Но ты назвал мне свое имя.
– Ладно. У меня есть имя, которое рассказывает всему миру, что на самом деле его нет. Оно как табличка на шее, на которой написано «Никто».
– Неужели имена так важны? – спросила Сарай.
– Думаю, жители Плача сказали бы, что да.
На это ей было нечего ответить.
– Им никогда его не вернуть, да? – спросил Лазло. – Настоящее название города. Ты его помнишь?
Сарай не помнила. Она даже сомневалась, что вообще его когда-либо знала.
– Когда Лета забирала воспоминания, она не прятала их в ящик как конфискованную игрушку. Она пожирала их, и они исчезали навсегда. В этом заключался ее дар. В искоренении.
– А твой дар?
Сарай замерла. Мысль о том, чтобы объяснить ему свой дар, мгновенно вызвала румянец стыда. «Из моего рта вылетают мотыльки, – представила она свой ответ. – Чтобы я могла мародерствовать в человеческих разумах, как сейчас в твоем». Но, конечно же, он спрашивал не о ее даре. На какое-то время она забыла, кем является – или кем не является. Здесь она не Сарай, а абсурдный, укрощенный фантазм своей матери.
– Ну, она определенно не была лунной богиней, – ответила девушка. – Это все чушь.
– Она? – недоуменно переспросил Лазло.
– Я, – спешно поправилась Сарай, хотя слово застряло у нее в горле. Ее охватило глубокое негодование: ведь произошло нечто столь необыкновенное, необъяснимое – человек увидел ее и даже общался с ней без ненависти, а с чем-то похожим на увлеченность и восхищение, – а ей приходилось прятаться за выдуманным образом! Будь она Изагол, она показала бы ему свой талант. Как злобный котенок с клубком из нитей, она путала бы его эмоции, пока бы он не утратил всякое различие между любовью и ненавистью, радостью и горем. Сарай не хотела играть эту роль, никогда. Она перевела вопрос на него:
– Почему у тебя нет семьи?
– Началась война. Я был ребенком. Меня отправили на телеге с сиротами. Это все, что я знаю.
– Значит, ты можешь быть кем угодно, – задумалась она. – Даже принцем.
– Разве что в какой-нибудь сказке, – юноша улыбнулся. – Не припоминаю, чтобы какие-то принцы пропали без вести. А что насчет тебя? У богов есть семьи?
Первым делом Сарай подумала о Руби и Спэрроу, Ферале и Минье, Старшей и Младшей Эллен и остальных: ее семье, хоть и не единокровной. Затем вспомнила об отце и ожесточила свои сердца. Но она заметила, что мечтатель снова это сделал – вернулся к разговору о ней.
– Мы создаемся туманом, помнишь? Каждые пятьдесят лет.
– Махалат. Ну конечно. Значит, ты одна из тех, кто пошел на риск.
– А ты бы что сделал? – поинтересовалась она. – Если бы увидел приближение тумана, ты бы остался и преобразился, даже не зная, каким будет результат?
– Да, – мгновенно пришел ответ.
– Ух ты, как быстро. Ты бы так легко отказался от своей истинной сущности? Без всяких раздумий?
Лазло рассмеялся:
– Ты себе даже не представляешь, как часто я об этом размышлял. Я прожил семь лет внутри этих книг. Мое тело могло заниматься своими обязанностями в библиотеке, но сознание оставалось здесь. Знаешь, как меня прозвали? Мечтатель Стрэндж. Большую часть времени я практически не замечал, что происходит вокруг. – Его самого поразила собственная откровенность, да и кому он об этом рассказывал – не кому иному, как богине отчаяния! Но ее глаза сияли от любопытства и отражали его собственный интерес к ней. Это полностью расслабило Лазло. Отчаяние определенно было последним, что приходило в голову, когда он смотрел на нее. – Я только и думал о том, какие бы крылья себе купил, если бы в город приехали крылотворцы, предпочел бы я кататься или охотиться на драконов, остался бы или нет при появлении тумана, и больше, чем над чем-либо другим – как я попаду в Невиданный город.
Сарай склонила голову набок:
– Невиданный город?
– Плач, – пояснил он. – Я всегда ненавидел это имя, поэтому придумал ему новое.
Сарай невольно улыбалась и хотела спросить, в какой из книг написано о крылотворцах и
