После этого он планировал поспать. Вот о чем думал алхимик – о прекрасном сне, который его освежит (получай, Стрэндж, ублюдок ты эдакий!), – пока шел по безлунному городу Плач, неся на плече сумку, полную колб. Он повторит свой эксперимент, запишет его как несостоявшийся и пойдет спать.
И ни на одну секунду, даже на долю секунды Тион Ниро не задумывался, что его эксперимент может оказаться удачным.
46. Просто сон
Сарай пораньше вернула мотыльков домой, оставив лишь одного на лбу Лазло. Ненадолго замешкалась с тем, который приглядывал за ее отцом.
«Следил, – исправила она себя, – а не приглядывал». Не этим она занималась.
Ей наконец-то удалось его найти, а она даже не могла заглянуть ему в разум!
Хотя, стоило признать, это большое облегчение. Сдавшись, она оторвала мотылька от стены и направила в окно, обратно в воздух. Сарай боялась узнать, что теперь кроется в его снах, когда он знает, что она жива. Может ли быть, что после всего случившегося в ней еще остались зачатки надежды, что отец обрадуется живой дочери?
Сарай отмахнулась от этой мысли. Конечно он не обрадуется, но сегодня об этом можно и забыть. Она оставила Эрил-Фейна наедине с его мыслями, какими бы они ни были.
Путешествие с крыш до террасы было довольно долгим для таких крошечных созданий, как мотыльки, и Сарай никогда еще не сгорала от нетерпения так, как в эти минуты, пока они преодолевали воздушное расстояние. Когда они наконец впорхнули в цитадель через дверь террасы, девушка увидела сторожевых призраков и с содроганием вспомнила, что все еще является пленницей. Этот факт совершенно вылетел из головы, да и сейчас она не стала на нем зацикливаться. Большая часть ее сознания оставалась с Лазло. Сарай все еще находилась с ним в комнате, когда ее тело в цитадели открыло губы, чтобы впустить мотыльков домой.
Девушка отвернулась от иллюзорного Лазло, несмотря на то что тот никак не мог видеть ее настоящего рта или мотыльков, залетающих внутрь. Их крылышки щекотали ей губы – нежные, как призрачный поцелуй, – но Сарай думала только о том, какое отвращение это вызвало бы у Лазло.
«Кто захочет поцеловать девушку, которая ест мотыльков?»
«Я не ем их», – заспорила она с собой.
«Твои губы на вкус как соль и сажа».
«Перестань думать о поцелуях!»
А затем пришло время нового необычного опыта: лежать на кровати в кромешной тьме – ее настоящее тело в настоящей кровати, – в тишине знания, что цитадель и город спят, с единственной ниточкой сознания, тянущейся в Плач. Сарай уже и не помнила, когда в последний раз ложилась спать до рассвета. Как и ранее Лазло, она была напряжена, ее стремление поскорее заснуть не давало спать, повышенное осознание собственных конечностей дало почву для сомнений: куда она их девала, когда не задумывалась об этом? Ей удалось принять подобие своей естественной позы во сне – свернулась на боку, подложив руки под щеку. Истощенное тело и еще более истощенный разум, которые, казалось, от усталости начали расходится как в море корабли, наконец-то примирились с потоками. Но ее сердца бились слишком быстро для сна. Не от страха, а от волнения, что это не сработает, и… от возбуждения – такого же дикого и мягкого, как хаос из крыльев мотыльков, – что все сработает.
Внизу в городе девушка долгое время стояла у окна и общалась с Лазло в новой, застенчивой манере. Чувство грандиозности происходящего так и не прошло. Сарай вспомнились завистливые сетования Руби, что она «живет». Раньше она была не согласна, но теперь…
Можно ли считать это жизнью, если она проходит во сне?
«Это просто сон», – напомнила она себе, но слова не имели особого значения, когда узлы сшитого вручную ковра под ее иллюзорными ногами казались более ощутимыми, чем гладкая шелковая подушка под настоящей щекой. Когда общество этого мечтателя впервые пробудило ее, даже пока она пыталась заснуть. Ей было неспокойно стоять там с ним. Ее разум не унимался.
– Возможно, мне будет легче заснуть, – наконец решилась Сарай, – если я замолчу.
– Конечно! Хочешь прилечь? – Лицо у Лазло стало пунцовым. У Сарай тоже. – Пожалуйста, располагайся. Тебе что-нибудь нужно?
– Нет, спасибо.
И, с забавным чувством дежавю, Сарай устроилась на кровати – как в цитадели, но придерживаясь самого краешка. Кровать была относительно маленькой. Сарай сомневалась, что Лазло тоже ляжет, но на всякий случай оставила ему место.
Юноша продолжал стоять у окна, и она заметила, как он потянулся было руками в карманы, только чтобы обнаружить, что в штанах их нет. Он стушевался на секунду, а затем вспомнил, что это сон. Карманы тут же появились, и он засунул в них руки.
Свои руки Сарай снова положила под щеку. Эта кровать оказалась куда удобнее, чем у нее. Впрочем, как и вся комната. Ей нравились каменные стены, деревянные балки, вытесанные человеческими руками и инструментами вместо фантазии Скатиса. Комната маленькая, но это тоже шло ей на пользу. Зато уютная. В цитадели ничто не ассоциировалось с уютом, даже ниша за гардеробной, хотя она и подобралась к этому ближе всех. Внезапно Сарай с новой силой настигла мысль, что это кровать ее отца, как и раньше была его кровать в нише. Сколько раз она представляла его лежащим на ней, замышляющим убийство и восстание! Теперь, лежа здесь, она подумала о нем как о юноше, страшащемся дня, когда его похитят в цитадель. Мечтал ли он, что станет героем, и если да – как он себе это представлял? Вряд ли так, как все сложилось, подумала Сарай. Вряд ли он представлял себя разрушенным храмом, который посещали только призраки.
И тут… ну, не то чтобы это случилось совершенно внезапно. Скорее, Сарай вдруг заметила, что что-то слегка изменилось, и ее осенило: она уже не в нескольких местах одновременно, а только здесь. Она потеряла ощущение своего настоящего тела, лежащего в настоящей кровати, и мотылька на лбу Лазло. Сейчас она только в этой комнате, и от этого та стала казаться даже более реальной.
Ох. Сарай села, полностью осознав, что случилось. Она здесь. Это сработало! Связь с мотыльком не нарушена. Она спит – о благословенный покой! – и вместо собственного бессознательного, чреватого рыщущими ужасами сна она оказалась в безопасности с Лазло. Девушка рассмеялась – немного недоверчиво, немного взволнованно и немного с удовольствием. Ладно – с большим удовольствием. И чрезвычайно взволнованно. Чрезвычайно все. Она заснула во сне Лазло!
Тот наблюдал за ней с ожиданием. Ее вид – голубые ноги, голые до колен, запутавшиеся в
