— Сначала налей себе сока, раз уж не можешь пить, как человек, мне за двоих приходится отдуваться. Ну, за программу! Так что ты там хотел сказать?
— Вам понадобятся помощники, причем желательно не из идеологического отдела ЦК. Там можно будет показать только уже основательно проработанный документ.
— Хм… какой-нибудь общественный консультативно-созерцательный совет… — икнул Брежнев, — в смысле совещательный… а что, не помешает. Небось, предложишь туда своего Ефремова?
— А кого же еще? Можно, правда, поговорить со Стругацкими.
— Вот и поговори со всеми, но сам свою часть тоже не откладывай. Программу и комментарии только на флешке, никаких распечаток. И коли ничего не пьешь, так хоть закусывай по-людски! Вон как физиономия-то осунулась за последний год. Давай, Вить, настала пора возвращаться с Луны на Землю.
В начале дороги до дома Антонов донимал меня комментариями к беседе с генсеком.
— Ни за что бы не поверил, если бы сам не видел твоими глазами — Леня Брежнев в роли начинающего антисоветчика! Охренеть и не встать. Вы, значит, теперь два сапога пара. Тут впору самого Маяковского вспомнить и слегка подправить — типа «ну, бл…ь, вам общим памятником будет растоптанный в грязи социализм».
— Да успокойся ты! Никто твой социализм топтать не собирается — ни я, ни тем более Леня.
— Он скорее твой, чем мой, я-то давно при капитализме живу. Привык уже.
— Тогда тем более, я что, дурной — топтать свою же собственную вещь? Лучше поднять, отряхнуть и положить в укромное место, авось когда и пригодится.
Мы уже ехали по кольцевой, но тут плавное течение нашей беседы было нарушено. Не сказать чтобы грубо, скорее наоборот — приятно для глаза. Во всяком случае, именно так выглядела обтянутая фирменными джинсами женская попка, выглядывающая из-за приткнувшейся на обочине «Явы» без заднего колеса.
— Куда летишь?! — завопил Антонов. — Тормози, Шумахер!
— Да не суетись ты, мне тоже интересно.
Я быстро сдал задом, а дама… да нет, скорее девушка поднялась с четверенек. Антонов мысленно облизнулся — выглядела она на пять баллов. Не как Вера, конечно, но все равно очень неплохо. К тому же у нее был совершенно импортный вид — даже в большей степени, чем у Антонова, когда он начинал охмурять рыбную принцессу.
— Можно, начну я? — спросил он и, дождавшись подтверждения, галантно осведомился:
— Хау кен ай хэлп ю, бьютифул лэйди?
— С чего ты взял, что она знает английский? — удивился я.
— А что, по ней не видно? — отмахнулся он, продолжая треп на том же языке. И, между прочим, получая ответы на нем же.
Оказалось, что девушка проколола заднее колесо. Снять она его сняла, а сейчас пыталась разбортовать покрышку, но пока безуспешно. Хотя какие тут могут быть трудности, я совершенно не понимал. Ладно бы у нее стояла восходовская резина, которую, действительно, бортовать довольно трудно — так нет, мягкий фирменный «Барум». Его при некоторой тренировке вообще можно снимать и ставить без монтировки.
— Ну ты даешь! — усмехнулся Антонов, не прекращая болтовни. — А как же иначе с тобой можно естественным образом, не вызывая подозрений, познакомиться? Она же не знала, что ты такой однолюб — но ничего, кроме тебя, тут есть еще и я. И чего стоишь, вытащи ты ей камеру, наконец! Работы-то на пару минут, не больше. Но лучше не торопись, а то я и поговорить толком не успею, как все будет сделано.
В общем, когда заклеенная камера была возращена под покрышку, а колесо накачано и установлено на мотоцикл, Антонов уже успел капитально обаять девушку. Хотя, насколько я понял, процесс тут был обоюдный.
Наша новая знакомая оказалась француженкой русского происхождения, приехавшей в Союз по программе культурного обмена. Звали ее Нинель Обермейстер.
— Оригинальная фамилия для русской француженки, — мысленно усмехнулся я.
— Да врет она! — уверенно заявил Антонов. — Английский ей родной, так что вопрос тут стоит просто — МИ-6 или ЦРУ?
— Когда это ты на слух научился определять, какой язык кому родной?
— А я и не умею. Слушать надо было, о чем мы говорили. Я ее прямо спросил, англичанка она или американка. Она ответила — француженка, и соврала. Ты что, сам не можешь определить, когда тебе врут, а когда говорят правду? А у меня это последнее время получается даже лучше, чем у тебя.
— М-да… и ты, старый бабник, еще небось надеешься на взаимность?
— Неужели ты думаешь, что мои надежды беспочвенны? Честно скажу, меня такое недоверие даже слегка обижает.
— В том-то и дело, что нет.
Я помолчал и злорадно добавил:
— Но сначала будь добр получить разрешение у Семичастного. А потом — у Веры. Оба в письменном виде. И только после этого можешь начинать предаваться разврату с агентессами мирового империализма, причем ни в коем случае не забывая о презервативах.
— Ну, Володя-то точно против не будет, — расцвел Антонов, — а с Верой я уже договорился, причем довольно давно.
— Когда успел, сволочь? — охренел я.
— Когда ты меня с ней познакомил. Она посочувствовала моему глубокому и беспросветному одиночеству и разрешила иногда его нарушать здесь. Думаешь, зря я так старательно потер все твои воспоминания о том разговоре?
Глава 14
Думаю, никто не станет спорить, что всякую работу необходимо вовремя и правильно завершить – в незавершенном виде ее ценность обязательно будет меньше. Так вот, планируемым достойным завершением лунной программы была вовсе не доставка образцов с Луны на Землю, что бы там не говорил Келдыш. А то, в каком виде она останется в памяти простых людей как в СССР, так, хоть и в меньшей степени, за его пределами. Это означало, что пора пусть не прямо, намеками, но сообщить - луноходы, выполнив свою задачу, заснули до лучших времен. Ну типа «спокойной ночи, дорогие лунные роботы, вас разбудят, когда начнется строительство базы». Что их сон уже стал вечным, лучше не упоминать. Кстати, это и не факт – не исключено, что какой-то из корпусов когда-нибудь будет доставлен на Землю,
