— Вить, с тобой все в порядке?
— Вроде да, а что?
— Да ты как-то странно подергиваешься во сне. Я вообще сначала подумал, что у тебя судороги.
Так как мысли мои были в основном о том, откуда в цепи питания блока номер двенадцать взялись выбросы — «иголки», которых на Земле не было, то я чуть не ляпнул «понятия не имею, это все Антонов», но вовремя спохватился.
— Тренировки мускулатуры. Я сплю, организм сам отрабатывает программу, а то днем мне как-то не до физкультуры.
— Это как?
— При помощи аутотреннинга — ты же знаешь, я в нем постоянно совершенствуюсь.
— В программе полета ничего такого нет.
— Но и прямого запрета нет тоже. Я же просто не знал, получится у меня или нет.
На самом деле получалось не у меня, а у духовного брата, я спал в человеческих условиях, в двадцать первом веке и на диване, а не на потолке жилого отсека станции. Антонов же в это время поддерживал организм в тонусе.
Гагарин хмыкнул. Ну да, его можно понять — сегодня напарник сучит ногами во сне, а вдруг завтра отчебучит что-нибудь наяву?
— На Земле посмотрим, кто будет лучше себя чувствовать после полета — я со своими нестандартными методами поддержания тонуса или ты со стандартными, — предложил я.
— Ладно, долго ты тут собираешься пахать-то?
— Как сейчас — наверное, еще сутки. А потом буду только смотреть, как себя ведут мои блоки.
— Ну, за сутки, может, еще и не успеешь рехнуться. А то как зарылся в этих проводах, так вообще ни одного анекдота не рассказал, даже бытового, не говоря уж о политических.
В ответ я немедленно описал шесть основных противоречий социализма. Наверное, многие помнят:
Первое — безработицы нет, но никто не работает.
Второе — никто не работает, но планы выполняются и перевыполняются.
Третье — планы выполняются и перевыполняются, но в магазинах ничего нет.
Четвертое — в магазинах ничего нет, но у всех все есть.
Пятое — у всех все есть, но все недовольны.
Шестое — все недовольны, но все голосуют «за».
Судя по тому, как смеялся Гагарин, он этого анекдота раньше не слышал. А отсмеявшись, спросил:
— Вить, ты не боишься, что нас слушают на Земле?
— Все, что передает станция, я контролирую. Теоретически где-то может быть спрятан маленький магнитофон, но как он поймет, когда писать, а когда нет? Да и пленка сама собой в спускаемый аппарат не загрузится. Но даже если бы слушали, тоже ничего страшного. На меня и так стучит, наверное, больше десятка человек, и это только те, кто на регулярной основе.
— Неужели и близкие тоже?
— Нет, дальних хватает.
— Слушай, а можно спросить — почему тебе все сходит с рук? Кого другого за такое давно бы задвинули за сто первый километр, если не дальше.
— Юр, все очень просто. Члены Политбюро — люди пожилые и с далеко не идеальным здоровьем, больно уж у них работа нервная, да и пить им приходится столько, что я бы от таких доз давно сдох. И перед ними стоит очень простой выбор. Или воздать Вите Скворцову по заслугам, а потом маяться — кому по всяким кремлевским больницам, а кому и прямиком на кладбище. Или принять его таким, каков он есть, и быть настолько здоровыми, насколько это вообще возможно в их возрасте.
— Так, значит, ты все-таки настоящий экстрасенс?
— Конечно. При тебе же Беляева поставил не только на ноги, но и в строй!
— Ну, он вроде как сам выздоровел…
— Сам он уже полгода как помер бы, там все было очень серьезно.
— Если это правда, то можешь при мне хоть всю партию матом крыть, я никому ни полслова.
— И зря. Мне-то ничего не будет, а к тебе начнут относиться с подозрением. И вообще, вон на том блоке светодиод мигает красным, а должен зеленым. Держи тестер и каждые пять секунд транслируй показания, а я полез туда.
Нештатная работа блока считывания магнитной памяти (да, тут была и такая, на трех с лишним тысячах ферритовых колечек, перевитых проводами) стала последним, что мне пришлось исправлять. А потом от меня требовалось только по очереди тестировать блоки и убеждаться, что все прекрасно работает. В процессе чего я сначала насвистывал, а то как-то незаметно начал напевать:
— Земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе…
— Что это ты поешь, никогда такого не слышал? — удивился Юрий.
— Да вот, пытаюсь между делом песенку сочинить, — опомнился я. — Пока застрял на первой строчке. Может, подскажешь рифму?
— Как там у тебя — земля в иллюминаторе? Ну, например, летим к такой-то матери.
— Отличная рифма, но, по-моему, ее лучше использовать немного иначе. Скажем, «как сын грустит о матери».
В общем, к концу условного дня мы с Юрием смогли сочинить песню до конца. Одному-то мне заниматься таким бесстыжим плагиатом было бы неудобно, а в соавторстве с первым космонавтом — оно вроде как и ничего.
Глава 26
Я даже не подозревал, что встречать нас соберется столько народа, но быстро сообразил — они же сбежались на Гагарина. Уже начиная от Лумумбария, то есть Университета Дружбы народов, встречающие стояли вдоль Ленинского проспекта сплошной стеной и не в один ряд.
Юрий, получивший за полет генерал-майора, был в парадном мундире, а я, как и положено сотруднику органов — в штатском. Мне, кстати, звания не подкинули, я как был, так и оставался майором.
С Верой мы сразу после посадки договорились по телефону, что встречать меня она не поедет, а я, естественно, сразу по окончании торжественных мероприятий еду домой. Пережили три недели разлуки, как-нибудь переживем и еще несколько часов. Хотя, конечно, так надолго мы не расставались с момента возвращения
