— Нет! — Пещерный тут же отодвигается и набрасывает ткань на голову, точно пытается скрыться от меня. — Я не хочу, чтобы ты вынашивала моих детей!
— Даже не собираюсь! Ни в этой жизни, ни в следующей!
Я тоже отползаю в сторону и отрезаю кусок пирога — небольшой треугольник, украшенный цветком из теста. Удивляюсь, как нечто подобное можно сделать человеческими руками — настоящая картина, которую при этом можно съесть. И вроде, даже жалко, но так хочется. Листья-то гладкие, заостренные к концу, с жилками. Лепестки широкие. Цветок будто только что раскрылся и подставил их под пока еще не греющие утренние лучи.
— Ты же уродливая! — выпаливает вдруг Дио и подносит широкую когтистую ладонь к горлу.
— Знаешь… — вспыхиваю я.
Хочется сказать что-то подобное в ответ: что он тупоголовый, что саруж, что мог бы путешествовать в клетке вместе с бродячими артистами — настолько он страшный, что я с большим удовольствием пересплю с жабой. Но вместо этого — почему-то смеюсь. Не знаю, то ли воздух свежий так действует, то ли голод, то ли виной всему, что совсем недавно меня вышвырнули из таверны, а теперь надо мной издевается пещерный, но всё происходящее кажется забавным.
Дио смотрит на меня, и уголки губ поднимаются. Он фыркает, поначалу не понимая, что происходит, а потом хохочет, — так громко, что, кажется, деревья содрогаются. Наконец он смахивает появившуюся слезу, запускает пальцы в волосы и расслабленно откидывается назад. Лопатки упираются в ствол покосившегося дерева.
— Давай условимся: я не вынашиваю твоих детей, а ты не трогаешь мой пирог. Если что останется, дам тебе.
— Хорошо-о-о-о, — тянет Дио.
Он внимательно на меня смотрит: точно задал вопрос, на который ждет ответа.
— Ишет, — бросаю я и наконец приступаю к трапезе.
— Ишет… откуда?
Кажется, молчание дается ему с огромным трудом.
— Ишет из ниоткуда, — ворчу я и вытираю воротом рубашки щеку.
Торре вытягивает ноги и бьет пяткой по сухой земле, затем удобнее устраивается на мягком ковре из мха. Он закидывает руки за голову, довольно причмокивает и в этот момент перестает казаться таким уж опасным. Дио выглядит как большой ребенок. Может, он и любит полакомиться плотью да кровушки отведать, только меня не тронет.
— Странные вы, — задумчиво выдает он.
Видать, о людях говорит. Об остальных — тех, которые не пещерные. Подбираюсь чуть ближе, подтягиваю за собой сумку и тимбас. Кладу рядом с Торре блюдо с пирогом и отрезаю еще кусок, на сей раз совсем маленький.
— Бери, здоровяк. — Беззастенчиво хлопаю его по животу. — И чем это мы странные?
— Дом свой не цените. — Дио хватает угощение и тянет в широкий зубастый рот.
— Сам-то чего пещеру свою покинул?
Не получится у него меня пристыдить.
— Она всегда тут. — Пальцы касаются лба, пачкают его ягодами, а я, точно заботливая мамаша, вытираю след.
— А у меня где тимбас лежит, там и дом.
И я улыбаюсь украдкой, видя, как Дио довольно щурится.
Когда еда заканчивается, настает время подтянуть струны. Пещерный замолкает: слушает, как они звенят, смотрит, чем я занимаюсь. Иногда нагибается — будто это поможет ему разобраться в устройстве тимбаса. Разве что не трогает — благодарю и за это. Его-то ручищами легко можно не только инструмент попортить, но и меня.
— Ты тоже охотишься?
Он спрашивает это, когда я закидываю сумку на плечо и готовлюсь уйти. Мне ничего не нужно от пещерного: вряд ли у него имеется лишняя пара су или новая одежда. Да вот только Дио отпускать меня не хочет, даже когда встаю, — хватает за руку и насильно усаживает рядом. С ним трудно поспорить.
— На кого? — Отодвигаюсь. Надеюсь, что он отвлечется, и тогда я смогу сбежать.
— Так… это!
Пещерный суёт руки за широкий пояс и достает какую-то мятую бумажку. Судя по неровным краям, ее Дио явно сорвал с чьей-то двери. Он пытается читать, запинается, рычит. Видно, что старается, что грамоте обучался (возможно, даже самостоятельно), но иероглифы энис даются не так просто. Галлерийский легче выучить, чем эти дерьмовые закорючки. Когда Торре начинает лутаться, когда слышу слово «подошва» и догадываюсь, что никто не станет охотиться на что-то подобное, выхватываю у Дио лист и изучаю иероглифы самостоятельно. Поначалу у меня возникает желание переломать конечности тому, кто все это написал: такого ужаса я еще не видела. Да даже у Миру с ее-то дрожащими ручками выходило намного аккуратнее.
Первое, что бросается в глаза, — цена, в самом низу листа. Она выведена красной краской, начертана крупно. Чтобы привлекать к себе внимание сразу же.
— Двадцать су, — хрипло выдыхаю я и бью Дио в плечо. — Ты это видел?
Помните, я говорила, что есть в Аркватте что-то подозрительное? А вот и оно!
Лишар.
Прямоходящее чудище с густой шерстью и пушистым хвостом. Оно, как оказалось, повадилось сперва кур таскать, потом собак грызть, а там и малыши пропадать стали. Как в той дурацкой детской песенке, ага. Лишару пора выходить на охоту. Мне она никогда не нравилась. Только сейчас, когда понимаю, что тварь существует, что, если я хочу денег, придется с ней столкнуться, у меня дрожат колени.
А пещерный-то тут же нос задирает. Всем видом показывает, что заломает лишара голыми руками. Может, он и не самый крупный в своем роде, но в способностях его я точно не сомневаюсь. У этих, если людям верить, хватит сил зубищами кости перекусить, а кожа такая толстая, что серьезно поранить и не получится.
Провожу ладонью по его предплечью. Чувствую, как напрягаются мышцы.
— Дио. — Я пытаюсь смотреть на него глазами некормленой зверюшки, только уголок губ подрагивает. Мне не нравится изображать из себя маленькую и слабую, но ничего не поделаешь: сейчас-то все так и есть. Набрав в грудь побольше воздуха, продолжаю: — я бы могла тебе помочь.
Тут же хочется прикусить язык. Подумать только: уговариваю пещерного взять меня с собой. С другой стороны, я получу десять су за то, что постою рядом, пока он
