— Сам справлюсь! — Как же самодовольно звучит его голос.
— Дио, я очень хочу кушать, — говорю чуть тише. — И у меня совсем ничего нет.
На мою голову опускается его тяжелая рука. Пещерный хлопает меня по макушке и мягко произносит:
— Такая ты бесполезная.
В любой другой момент я бы прокусила ему ладонь. Поломала бы клыки о толстую кожу, но прокусила бы. Только вместо этого приходится терпеть, и очередные оскорбления, которые Дио говорит с нежностью, и то, что после этого он обнимает меня и прижимает к себе так крепко, словно желает кости переломать. Эй, я не похожа на лоскутную куклу, а ты — на маленькую девочку! Пусти!
— Жди темноты. — Пещерный указывает на ясное небо. Мириться с его компанией придется долго.
Пытаюсь придумать, как занять себя до вечера, но ничего хорошего на ум не приходит. Можно вернуться в Аркватту. Только куда же я сунусь, кроме таверны, из которой меня недавно выкинули на глазах у посетителей? Ведь наверняка завсегдатаи, нетрезвые и довольные жизнью, будут бросать на меня взгляды, полные мерзкой, липкой жалости. И без того именно так смотрит на меня Дио. Общаться с пещерным — тоже сомнительное развлечение. Едва ли в этой тупой башке есть хоть что-то стоящее.
Когда меня вдруг хлопают по плечу, а над ухом раздается довольно громкое «Эхэй!», я выхватываю кинжал и бью с разворота. Но из-за неудобного положения запястье слишком легко перехватывают и сжимают до боли. Я вижу перед собой улыбающееся лицо безобидного пещерного, но все еще пытаюсь себя защитить. Понимаю, что дела плохи, лишь когда летящий кулак накрывает серая ладонь и останавливает без особых усилий.
Да, так получилось, что я не доверяю людям. Ни тем, кого вижу впервые, ни тем, кого знаю давно. И любой резкий звук…
Даже не пробуйте! Не испытывайте мое терпение. Пожалуйста.
— У тебя острые зубки, — хохочет Дио.
Он до сих пор удерживает меня. Ему забавно наблюдать, как я злюсь, но ничего не могу сделать. Пытаюсь укусить его, чтобы выпустил, только вот дальнейшие действия пещерного предугадать не получается. Он явно считает, что это игра. Он наклоняет голову, клацает зубами у моего запястья, и я вздрагиваю.
— Нравишься мне. — Холодный нос Дио касается моих ладоней. — Такая ты бесполезная.
Для него, видать, это слово значит то же, что и «милая». Не могу не согласиться: милые вещи и люди чаще всего действительно бесполезны. Да только со мной оба этих понятия не имеют ничего общего. Как родилась на отца похожая, так с Половинами, если мать послушать, все больше напоминала его.
— У тебя его мерзкий характер, — говорила она и совала под губу несколько сухих листьев типпи. Она совсем не умела ими пользоваться, да и привычка эта давно не успокаивала мать, просто от нее сложно было избавиться. — Надень-ка платье, не позорь меня.
— Давай ты будешь звать меня иначе, ага? — Чувствую, как хватка ослабевает, и выдыхаю. — По имени, например.
— Ага, — повторяет пещерный и снова трется носом о костяшки.
Он и правда точно зверюшка домашняя: любит ласку, не говорит нормально, питается всяким дерьмом. А еще может перегрызть глотку тому, кто посмеет приблизиться к хозяину. Понять бы, как приручить Дио…
Мы говорим долго: о семье и о том, какую дорогу каждый из нас для себя выбрал. Я узнаю, что он не хочет возвращаться, что собирается путешествовать, потому что устал биться за право на существование.
Все-таки нравы пещерных отличаются от наших. Ни я, ни вы не смогли бы жить в подобных условиях. А Дио? Держался долго, пока не понял: он дорожит своим домом и тем, что дало племя, но ему хочется наружу. В тоу, над которыми висит яркая сырная голова — так он зовет наше светило. И я смеюсь.
Еще он рассказывает о том, что «Торре» значит «мшистый». И что растения на стенах некоторых пещер светятся, но тускло. Закроешь рукой, и огонек пропадает. А с «сырной головой» так не получается — ладони маловаты.
Дио удивляется тому, насколько тоу огромны и как много в них людей, но различает он их только по форме ушей и цвету кожи. Потому кириан и галлерийцы для него похожи.
— Бледные остроухие, — говорит он и закатывает глаза: и как только мы сами друг в друге не путаемся?
Попытки доказать, что мы все-таки разные, ни к чему не приводят.
Зато кто-то успел разъяснить ему все о хранителях. И Дио, у которого был свой защитник, — как и у каждого в Ру’аш, — приходил в города и деревни, навещал церкви и всегда что-нибудь да оставлял в чашах, неважно, кому они принадлежали. Торре нигде не был лишним. Но и своим не стал.
Все мы родились под чьим-то знаком. Каждого появившегося, кем бы он ни был, хранитель отмечает. Вот только о некоторых — забывает. Так произошло не только со мной. Целые расы оставались без покровительства духов. Недостаточно просто открыть глаза в определенный день, ага, чтобы тот, кто незримой рукой коснулся лба твоего, сопровождал тебя по жизни. Те же пещерные всего какую-то сотню Половин назад выбрались на сушу, до этого же мало чем от зверей диких отличались. Думаете, есть хранителям дело до таких?
Его голос успокаивает. И вот я уже ложусь на траву, взбиваю сумку с вещами, чтоб помягче была. Но Дио перекладывает мою голову себе на колени и начинает перебирать пальцами волосы. Мне неприятно. Да только с ним, в такой ненормальной близости, я могу позволить себе расслабиться. Потому что не тронет никто. Даже недовольные воровством пирога местные жители.
Я прикрываю глаза. Чувствую, как он водит когтистыми пальцами по щеке. Слушаю истории, пока еще могу разбирать слова. Кажется, я засыпаю. На том моменте, когда Дио рассказывает, как случайно зашел в дом наслаждений, потому что название приглянулось. Здоровяк думал, там еда водится. Конечно, но мнению пещерных, полуголые девицы — тоже неплохая закуска, но опускаться до такого Дио не решился.
Просыпаюсь, когда меня скидывают на землю. Падаю затылком на мягкий
