– Да нет, конечно, – снова смутился Алекс. – Просто… мы на примере этого изделия хотели показать принципы рациональной организации производства. То есть здесь предлагается не столько некая новая и совсем уж передовая конструкция, нет, здесь новизна в том, что для производства этого продукта используется, так сказать, технологическая линия, которая позволит производить приблизительно в шесть-девять раз больше продукции на одного работающего, чем при той организации производства, которая существует сейчас. При том же самом оборудовании. Ну то есть не абсолютно идентичном… Каких-то станков будет больше, каких-то, наоборот, меньше, а какая-то технологическая оснастка будет совершенно новой и ранее не использующейся, но их основная номенклатура будет практически той же самой. И, кстати, после небольшой модернизации и расширения эта линия впоследствии позволит изготавливать гораздо более сложную продукцию, например карбюраторы, ШРУСы, коробки передач или, там, двигатели для торпед. А примусы… ну-у… просто я прочитал, что они всю дорогу были жутким дефицитом. До самой Второй мировой…
– Второй мировой? – вскинулся Сталин. – Когда? И с кем?
А Алекс досадливо прикусил язык. Вот какого черта опять ляпнул… Хотел же только чуть подвинуть технологическое развитие, чтобы все вернулось на круги своя… Вот уж воистину, как это говорилось в одной дурацкой рекламе, лучше жевать, чем говорить…
– С фашистами, – досадливо пробурчал он.
– С итальянцами ?[77] – изумился Сталин.
– Почему с итальянцами? – не понял парень. – То есть и с ними тоже, но в основном с немецкими фашистами. Они захватят Польшу, Францию, всю Скандинавию, да и вообще всю Европу, а у нас дойдут до Москвы и до Волги.
– Вот как… – задумчиво произнес Сталин. Его собеседнику было невдомек, что в данный момент Германия считалась самым вероятным кандидатом на то, чтобы стать очередным социалистическим государством – там был самый развитый и многочисленный рабочий класс, идеи социализма были весьма популярны, а коммунисты сильны и сплочены. Да и вообще, сотрудничество с Германией после Генуэзской конференции развивалось очень хорошо. И тут такая новость… – Хорошо, об этом тоже поговорим позже. Что-то еще?
– Да. Технология производства лезвий для безопасных бритв.
– Тоже «матрешка»? – уточнил хозяин кабинета.
– Ага, – облегченно закивал Алекс. Похоже, ему удалось заинтересовать Сталина. Черт, из потерянных материалов он восстановил менее трети, да и то в крайне урезанном виде. А ведь там были очень важные «кирпичики», например то же производство цемента по полумокрой технологии, с которым в СССР всю дорогу, аж до самого его распада, был жуткий дефицит. Про цемент он сумел вспомнить дай бог десяток-другой фраз. Но тут уж ничего не попишешь. Что есть – то и есть. Другого взять неоткуда.
Так что от Сталина парень вернулся окрыленным. А ночью за ним пришли…
– Заходи. – Алекс отлип от стены и вошел в камеру. Нары уже были откинуты, так что он дождался, пока охранник запрет дверь, после чего осторожно присел. Цепи, которыми нары крепились к стене, жалобно скрипнули. Да уж, древность… наверное, в этой камере еще декабристы сидели. Или они сидели в Петропавловке?
Все его предположения о том, какие именно сведения в первую очередь требуются «молодой Советской республике», пошли полным прахом. Как выяснилось, технологии им вроде как и не были особенно нужны. Во всяком случае, те, которые привез Алекс. Потому что большая часть вопросов, которые парню задавал допрашивавший его огэпэушник – дюжий мужик, одетый в полувоенную форму без знаков различия, – была вовсе не о технологиях, а в первую очередь о людях. Причем по большей части не об иностранцах, а о местных. В основном о партийных соратниках Иосифа Виссарионовича. О Дзержинском, Ленине и дате его смерти, Троцком, Бухарине, Каменеве, Зиновьеве и еще туче других, о которых Алекс не то что не имел никакого представления, но и вообще не слышал. Да он и о тех, о ком слышал, ничего особенно рассказать не смог. Ну не интересовался он никогда внутрипартийными интригами и борьбой группировок внутри партии большевиков в двадцатые-тридцатые годы двадцатого столетия. В Райхе же этот период освещался крайне скудно. Там больше мазали грязью государственных деятелей СССР более позднего периода – предвоенного и военного… Вследствие чего о персоналиях этого времени он чаще всего помнил либо что-то анекдотическое, типа того, как академик Крылов, прибывший в Бизерту, чтобы убедить французов отдать Советской России последний оставшийся на плаву линкор-дредноут типа «Императрица Мария», своей лекцией перед сопровождавшими его французами о его превосходных боевых качествах, наоборот, отбил у них всякое желание это делать, либо нечто героическое, типа гибели Чапаева и подвига Зорге… Ну и, кроме того, спрашивали и о событиях. Были ли еще в СССР мятежи подобные Кронштадтскому [78] или антоновщине?[79] Нападали ли на СССР белополяки или белофинны? О каких выступлениях революционного европейского пролетариата он слышал? Когда и как началась очередная мировая война? Во всем этом Алекс плавал хуже двоечника на контрольной по физике… Слава богу, в саквояже нашлась автобиография Троцкого, изданная в Берлине в тысяча девятьсот тридцатом году, которую «кружковцы», вероятно, сперли из какого-то закрытого фонда какой-нибудь университетской библиотеки. Она ходила по рукам в кружке, и Алексу выдали ее «для изучения», он ее так до конца и не домучил. Неинтересно ему было… На одном из первых допросов удалось откупиться ею. А вот потом он ничего внятного огэпэушнику сказать не смог. До тех пор, пока тот его не «простимулировал»…
* * *Алекс сморщился и осторожно потрогал налившийся под глазом синяк. Вот ведь сука… И ведь не скажешь, что зверь какой или там кровавый палач. Не со злобы бил или там от истерики. Именно что стимулировал. Парень понял это совершенно точно. Потому что тот бил, как работал. И сразу же прекратил, как информация пошла. А она пошла, хоть и крайне скудным ручейком. Потому что, когда тебе вот так прилетает, сразу память ой как лучше работать начинает… На этом, кстати, все методики полевого допроса построены. А еще есть в русском языке такая пословица: «В ногах правды нет». Знаете, откуда она взялась? Из Разбойного приказа. Каты придумали. Считалось, что когда допрашиваемого на дыбу вешают, то пока он еще на ногах стоит – его спрашивать бесполезно. Врать и юлить будет. А вот когда его вздернут хорошенько, да так, чтобы руки из плеч вывернуло и он на этих ручках повис, земли не касаясь, – вот тогда можно уже и вопросы задавать… Слава богу, те времена прошли давно. А то он бы в первые полчаса сдох. Вряд ли больше выдержал…
Алекс осторожно лег на спину. Синяк под глазом был не один – телу тоже досталось. Он
