Во всем была виновата мать — ей следовало выйти замуж за отца, тогда бы я мог претендовать на его профессию. Я бы поступил на льготное место в техникум садоводства, а садовник — такое ремесло, что всегда прокормит. Хороший садовник зарабатывает не хуже дипломированной экономки. А помощник садовника — не хуже горничной с двумя сертификатами.
С горя я поплелся в паб «Последняя надежда». Оказалось, правильно сделал. В пабе меня заметил Артур — он принимал меня в патруль, экзаменовал, контролировал, а потом уволился сам, добровольно, чем всех потряс до глубины души. В наше время увольняться добровольно может только самоубийца.
Он обедал в одиночестве. Официантка, тетка лет сорока, вилась вокруг него и так, и этак. Он всегда нравился женщинам, даже когда облысел. Я не мог понять — интуиция у них, что ли? Как они понимают, что этот худой дядька, со спины похожий на больного подростка, может в одиночку уложить двух здоровенных обкуренных киков? Он даже не машет ногами, как они, он как-то проскальзывает, берет кика за руку — и все, в следующий раз этот чудик выйдет на ринг в лучшем случае через два месяца. Если кто хочет заниматься кик-боксингом, пусть бы посмотрел, как Артур уложил пьяного тренера.
Я сел поблизости со своим пивом и стал ждать, пока обратит внимание.
— Ингарт? — спросил он. — Ты?
— Я, господин Вельд.
— Садись сюда. Бимиш будешь?
— Ну…
— Будешь.
После второй кружки он стал меня расспрашивать, выслушал мой краткий доклад об увольнении, а после третьей кружки предложил мне работу.
— Пока — возьму тебя на пробу, на одно дело. Покажешь себя — буду и дальше приглашать.
— А как это будет оформлено?
— Никак.
— А налоговая полиция?
— А мы подпишем контракт о сожительстве. Теперь все так делают. Траты на сожителя или сожительницу — мое личное дело.
Я охнул — то-то мать обрадуется… и Стелла тоже обрадуется, хотя… хотя все равно наша семейная жизнь откладывается надолго…
Артур смотрел на меня так, будто твердо знал: я помолчу, вздохну и соглашусь, деваться-то некуда. С другой стороны, работать с Артуром неплохо, он из тех людей, которые всегда отвечают за свои слова. Он в полиции по меньшей мере тридцать лет отслужил, ему незачем кому-то что-то доказывать. Он все уже давно доказал.
— Завтра вечером выезжаем, — сказал он. — Работы, я думаю, на пару дней, вряд ли больше. В сущности, это даже не работа, а увеселительное путешествие. Космопорт увидишь, Большой отель…
— Что-о?..
— Издали, издали!
Еще бы не издали, подумал я, если вокруг него — шесть поясов охраны. Есть люди, которые рождаются, живут и умирают в Большом отеле, ни разу не побывав за его оградами. И, кажется, их это вполне устраивает. Путешествовать хорошо, пока ты молод. И когда есть деньги. А сейчас я бы охотно взял мать, сестру, бабку, Стеллу и завербовался вместе с ними в Большой отель. И никуда оттуда не выходил — а чего выходить, если там все, включая кладбище?
Я бы мог служить в охране — мы на курсах проходили охранные системы. Мать — сертифицированная уборщица общественных помещений, знает всю технику, ей тоже место найдется. Бабка — санитарка в родильном отделении, шесть раз сдавала зачет по повышению квалификации… Стелла унаследовала материнскую профессию — она гувернантка, специализируется по старшему дошкольному возрасту. Вот с ней было бы сложнее — вряд ли в Большом отеле живут люди, которым по карману такая гувернантка.
Но мы все не боимся работать. Я, пока не попал в полицию, был подсобным рабочим на ресторанной кухне. Перспектив никаких, но кормили замечательно. Чтобы стать хотя бы оператором посудомоечных агрегатов, нужно окончить курсы — а туда так просто не попадешь, берут только своих, из ресторанных династий.
— Соглашайся скорее, — сказал Артур, — и пойдем оформлять сожительство.
Что мне еще оставалось?
Он посадил меня в машину, и мы отправились в город по Второй дороге.
У нас тут все делится на Первое и Второе. Не знаю, как на Лазурном берегу или на валенсианском побережье, а тут — именно так: Первый поселок для господ, Второй — для квалифицированной обслуги, Первая дорога — для лимузинов, Вторая — для наших старых джипов. Это правильно — не дай бог, поцарапаешь дверцу лимузина, всю жизнь не рассчитаешься. А они же гоняют по Первой так, что смотреть страшно, ну и пусть друг дружку калечат. Я насмотрелся, пока служил в патруле.
В юридическом бюро мы оформили временное сожительство, и тогда только Артур рассказал мне, в чем дело.
— Мы будем искать девчонку, — объяснил он. — Я бы без помощника обошелся, но она меня знает в лицо, эта Зента. Так что я в невыгодном положении. Сейчас поедем в Первый поселок допрашивать обслугу.
Вилла, на которой жила беглая Зента, имела два этажа, да еще два подземных — гараж, бассейн, турецкая баня и прочая роскошь. Обслуги я насчитал четырнадцать человек — начиная от стилиста-компаньонки, тощей, как фонарный столб, и кончая настоящим турком с огромными усами, который заведовал баней и кальяном.
Все в один голос говорили: Зенте жилось отлично. У нее был двухкомнатный блок в садовом домике, кормили ее с господского стола, каждый день ее осматривал доктор; господа, помимо платы по контракту, дарили ей одежду и даже дорогие украшения.
— Мне кажется, у нее было что-то с господином, — сказала горничная Катя. — Она же ходила плавать в наш бассейн, и он в то же время туда приходил, только вы меня не выдавайте.
— На котором месяце была Зента?
— На седьмом. Доктор велел ходить в бассейн и на прогулки.
— Она рассказывала о родственниках, о подругах?
— Нет, ну что вы! Станет она разговаривать с обслугой! Она же — оффи!
— Она решила, что господин может проявить интерес к оффи?
— Вы же знаете, какие они — у них у всех мания величия. Она думала: раз я ношу господского ребенка, значит господин может бросить госпожу и жениться на мне. Наверное, господин сказал ей, что он думает обо всех ее фокусах, и она с перепугу сбежала, пока не дошло до госпожи.
— Тоже версия… — пробормотал Артур. — Значит, ты не знаешь, к кому она могла убежать?
— К родителям — к кому же еще?
— Она не дурочка — знает, что ее будут искать как раз у родителей. Значит, ни о друзьях, ни о подружках ни слова не сказала?
— Ни словечка!
— Ясно. Вам, обслуге, велели молчать?
— Да, экономка к каждому подошла и отдельно сказала. Без крика, вежливо, тихонько! У нас не то что у других — у нас обслугу уважают. Нужно последней дурой быть, чтобы из такого дома сбежать! Да еще с животом!
Я молча слушал все эти краткие допросы и завидовал: хорошо, должно быть, служить в таком доме, обслуга прекрасно одета, не запугана, люди тут
